Отгремели праздничные салюты в честь семидесятилетия победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг.; а тема жива и актуальна. Об этой страшной войне, унесшей жизни почти 30 миллионов советских людей на фронте и в тылу, написано много. Люди самых разных национальностей и вероисповедания ушли из жизни, защищая нашу общую Родину – тогда Советский Союз. Большинство из них были обычными тружениками, которые ушли на войну с нацизмом не только с надеждой, но и с уверенностью в скорой победе над врагом. Они ушли и не вернулись. Они погибли, но продолжают жить в наших сердцах.
В энциклопедиях и монографиях, посвященных выдающимся полководцам и военачальникам, о них чаще пишут, как о «живой силе». Но именно подвиг этих людей заставил остановиться безжалостную машину гитлеровского нацизма, грозившую уничтожить и поработить граждан нашей страны. Сведения о них скудны и хранятся в основном в воспоминаниях их родных и друзей, а также в скупых строчках донесений о «безвозвратных потерях», хранящихся в материалах Центрального архива Министерства Обороны (ЦАМО). Они были обычными людьми, и ничто человеческое им было не чуждо. Они, как и мы сейчас, хотели жить, стремиться к счастью и любить.
Моя статья посвящена одному из таких фронтовиков. Его звали Виктор Яковлевич Швагер. Однако, прежде чем начать рассказ о нем, о его переписке с женой и друзьями, хочется искренне поблагодарить бывшего директора музея «НИУ «МЭИ» Орлову Эльзу Александровну, которая кропотливо собирала сведения об этом по-своему незаурядном человеке, а также нынешних работников музея – его директора Александра Валентиновича Григорьева и сотрудницу Нину Борисовну Шевякову, которые смогли разыскать папку с делом Виктора Швагера в архиве музея под № 158. Документы в папке пронумерованы цифрами от 1 до 18. Это не листы дела; это нумерация документов в том виде, в каком она сделана в архиве музея. Например, копии документов из личного дела В. Швагера – 158.4 и т.п. В папке собраны почти все имеющиеся сведения об этом талантливом студенте, а затем аспиранте МЭИ. Здесь хранятся и сведения о его учебе в институте, и воспоминания его друзей, прежде всего, его сокурсника Г. Я. Казановича, и жены Виктора Яковлевича Г. Ю. Флаксерман, немногочисленные вырезки из номеров институтской многотиражки «Энергетик», в которых содержатся краткие воспоминания его сокурсников и друзей, а также выдержки из писем В. Швагера Г. Я. Казановичу и своей жене. Но главным документом мне представляются копии писем самого В. Я. Швагера 1941 – 1942 гг. его жене Галине Юрьевне Флаксерман и друзьям: супругам Казановичу Григорию Яковлевичу и Гаврюхиной Евгении Михайловне [1. Док. 5-7] и коротенькое письмо самой Г. Ю. Флаксерман в музей от 2 февраля 1996 г. с очень лаконичным рассказом о своем муже и его письмах – всего на одной странице [1. Док. 14].
Я полностью согласен с корреспондентом газеты «Энергетик» С. Пахомовой, которая в статье «Письма с фронта» написала: «Письма военных лет имеют для нынешнего поколения (молодежи – Е. К.) особо важное значение, потому что доносят до наших дней яркие картины фронтовых дорог, живо и искренне передают мечты и чувства участников событий, ставших для нас почти легендой. Письма В. Швагера привлекают еще и тем, что оценка событий в них дается человеком – ровесником нынешних студентов» [3. от 10.06.1985].
Прежде чем рассматривать письма В. Швагера, следует рассказать о нем самом. В. Швагер родился в Москве 5 декабря 1914 г. Учился в семилетке, затем в энерготехникуме [1. Док.4]. В 1933 г. поступил в Московский Энергетический институт (МЭИ) на электроэнергетический факультет (ЭЭФ, группа 2Э-33), где учился с 1933 по 1939 гг.
В годы учебы им было опубликовано несколько работ по специальности, которые были высоко оценены многими учеными-энергетиками. В 1939 г. В. Швагер с отличием окончил МЭИ и был оставлен в аспирантуре для подготовки диссертации. Своими способностями и трудолюбием Виктор заслужил «Сталинскую» стипендию. Он мог бы работать в МЭИ и дальше, но с началом войны все чаще говорил: «Страна обливается кровью: теперь не время для научных поисков, эти поиски будем делать после Победы в войне» [1. Док.18; 2.С.148].
В начале войны В. Швагер женился на Г. Флаксерман, с которой познакомился во время учебы в аспирантуре. В письме Галины Юрьевны в музей сказано, что она защитила диплом об окончании МЭИ 28 июня 1941 г. «После защиты мы (Г. Флаксерман и В. Швагер – Е. К.) расписались, а в августе 1941 г. Виктор был мобилизован (выделено мною – Е. К.) в чине лейтенанта» [1. Док.14]. Однако сокурсники Виктора Яковлевича, в частности, Г. Я. Казанович, говорят о том, что Швагер добровольно ушел на фронт [3. от 08.12.1970 и 10.06.1985]. Таким образом, вопрос о том, добровольно он ушел на фронт или был призван, требует дальнейшего исследования.
После призыва в армию В. Швагер был направлен в г. Сердобск Пензенской области в училище связи [1. Док.14], затем был в Саратове, судя по его письмам 1941 г. [1. Док.5], после чего в декабре 1941 г. был отправлен на фронт.
В архиве сохранилось 15 писем В. Я. Швагера жене, написанных в 1941 г., 21 письмо ей же, написанное в 1942 г. (последнее датировано 04.08.1942 г. – за несколько дней до гибели) и 7 писем Г. Я. Казановичу и его супруге, написанных в 1942 г. (последнее – от 09.08.1942 г. – за день до гибели) [1. Док.5-7] . Отрывки из писем самой Галины Юрьевны Флаксерман Казановичам сохранились в воспоминаниях Г. Я. Казановича [1. Док.18].
Письма Виктора Яковлевича своей жене из училища и армии проникнуты неподдельной любовью к жене, с которой ему так недолго довелось прожить вместе, и признаний в любви к ней не меньше, чем рассказов о фронтовых буднях, отличавшихся непоколебимым оптимизмом, патриотизмом и верой в скорую победу над врагом.
Так, в письме от 28 сентября 1941 г. он пишет: «Сегодня исполнилось 40 дней с тех пор, как началась у меня новая жизнь. Эти 40 дней пронеслись очень быстро… Галочка, родная моя, моя дорогая жена! Я очень скучаю по тебе. Мое сердце стремится к тебе. Я часто вижу тебя в своих мыслях, я все время думаю о тебе… мне безумно хочется обнять тебя… Когда подумаешь, что это сейчас невозможно, то становится так тяжело на сердце… и поднимается огромная злость на фашистскую сволочь, благодаря которой сломалась жизнь многих людей, – и в частности наша, обещавшая быть такой хорошей!.. Ох, попадись мне сейчас Гитлер – я бы не знаю что с ним сделал!.. А ты часто вспоминаешь меня? Ты думаешь о своем «мальчике», у которого все сердце полно тобою и перед глазами которого все время стоит дорогой черноглазый Галченок, такой милый и родной, что его сразу хочется обнять, прижать к сердцу и говорить что-нибудь очень ласковое…» [1. Док.5].
29 ноября 1941 г. он пишет: «Это письмо – наверное, последнее из Саратова… Я уезжаю с радостным, бодрым настроением. Я хочу заниматься настоящим делом, нужным сейчас стране… У меня какой-то непроходимый оптимизм… Мне как-то не лезут в голову мысли – что война – довольно опасная штука и… не будем об этом, Галочка! Мы постараемся быть оптимистами… У меня последние дни немножко больше свободного времени. Я достал 2 томика Маяковского и читаю его так как одесские грузчики едят белый хлеб с маслинами – медленно, крякая от наслаждения… Но трудности еще не окончились, ну, ничего! Эти сволочи помешали не только нам, они помешали всей стране. И страна истребит их всех, чтобы отстоять свое – и наше – счастье! Мы его дождемся!.. в самом деле обидно! – я действительно своего не долюбил, я только начал любить, и так хочется любить еще… Галечка, милая, любимая моя! Я часто тебя вижу в своих мыслях, часто снишься мне ты, часто бывают такие счастливые сны, полные нашего счастья… я даже сам удивляюсь!» [1. Док.5].
Оптимизмом, любовью и надеждой дышит и письмо от 17 декабря 1941 г. Виктор пишет уже, видимо, с фронта, но до этого он несколько часов пробыл в Москве. Это – после того, как фашистские захватчики были отброшены от столицы. «…Несколько часов был я в Москве. Москва – такая же хорошая, как и была. Сейчас там жизнь идет более спокойно, чем в августе. Настроение у москвичей очень хорошее, и это понятно! Как-то странно было ходить по родным знакомым улицам… Если я вернусь, то уже будет настолько хорошо, что все остальное будет для нас ерундой!.. И какое огромное счастье – жить в нашей стране после победы над фашизмом! И жить вместе с любимым человеком. Неужели это будет, Галченок? … радость огромная наполняет мое сердце при одной только мысли об этом!.. Немцев наши бьют очень сильно… Я видел этих гадов собственными глазами. В пилотках, обвязанных платками, в женских кофточках – они выглядели довольно жалкими вояками. Им здорово сбили спесь… (Вот что значит – я начал принимать участие в этом деле!)…» [1. Док.5].
14 января 1942 г. Виктор пишет: «Здравствуй, дорогая Галечка!.. Все, что связано с тобою, с нашим счастьем, стало таким близким, что ой как хочется сейчас целовать моего милого Галченка, как хочется, чтобы мы смеялись счастливым смехом. Ну когда же это будет?!» [1. Док.6].
В письме от 25 января 1942 г. В. Я. Швагер пишет о контрнаступлении под Москвой: «…нынче здесь – завтра там, – так мы живем. Но только не по морям, а по снегам. Научился спать в любом положении и при этом просыпаться точно к сроку. В любой момент могу сразу заснуть. Научился умываться снегом и бриться «наизусть» (т.е. без зеркала)… На снегу у одного убитого немца наши ребята нашли открытку. На одной ее стороне нарисована полуголая дамочка…, обнимающая… бутылку с вином… на другой стороне… текст письма… удалось разобрать только отдельные места: «Невозможно… питание… умерли… опять голодать… случилась большая неприятность… Магдебург…» С адресатом этого письма тоже «случилась большая неприятность». Вообще у этих гадов начались большие неприятности!» [1. Док.6]. И в этом же письме забота о любимой: «Ты начинаешь как будто волноваться, Галечка, за меня? Особенно волноваться не нужно, но думай обо мне больше, думай и жди! Я это почувствую…» [1. Док.6].
В письме от 10 февраля 1942 г. Виктор описывает, что оставили после себя отброшенные от Москвы гитлеровцы: «…по газетам трудно понять всю мерзость «фрицев», – надо видеть… После них остаются… чудовищно загаженные жилища, вши, бутылки от вина… венерические болезни. Я видел молодых девочек, 14 – 15 лет, которых эти скоты заразили какой-то гадостью. Те, которым довелось прожить это время с немцами, говорят об этом как о каком-то кошмаре. Самое гнусное здесь не в том, что немцы забирали себе все, что могли, что они расстреливали и вешали, – а в том, что они унижали наших людей, обращались с ними как с рабами, не считали их за людей. Этот скотский стиль обращения угнетал наших людей; боялись говорить, боялись шуметь, боялись есть при немцах. У нашей хозяйки был сравнительно «добрый» немец – он мало кричал и не стрелял в жителей. Но обращался он так: матка, уйми киндера, а то я ему пуф-пуф», «матка, мильх… матка, дай медхен». Он требовал, чтобы в доме стояла тишина… и всюду стояла гробовая тишина. Он был добродушным, этот немец; по вечерам он мирно просматривал свой альбом с порнографическими открытками (при этом должна была присутствовать дочь хозяйки). Именно за этим делом и застали его наши автоматчики, когда вечером в темноте заняли это место. Он очень растерялся… пытался удрать. Пуля его догнала…
У меня появилась новая специальность – переводчик. Все, что находят ребята у убитых немцев или в избах – письма, дневники… они тащат ко мне и требуют перевода. Я, к своему удивлению, в основном с этим справляюсь… Я читаю ребятам под их веселый смех наглые и хвастливые осенние записи в дневниках… кислые письма из тыла с мечтами о «die Ende» (конец – нем.) войны, безнадежные февральские записи… Эти письма и дневники в сочетании с загаженными избами и порнографическими открытками… дают представление о «фрицах»… «Человек – это звучит гордо!» – это правильно. Но тогда «фрицы» не-люди, а черт знает что!
После всей этой мерзости так приятно и радостно сознавать, что в мире есть любовь, дружба, хорошие настоящие люди. И у меня есть Галя, родное теплое существо…» [1. Док.6; 2.С.149].
28 февраля 1942 г. Виктор пишет: «Здравствуй, моя дорогая любимая Галечка! Получил пару твоих открыток. Читаешь их, и кажется, что тебя обнимает нежная, ласковая Галечка, и становится теплее на сердце. Милая, родная моя! Ты даже не представляешь, как дорого получить здесь письмо со словом «милый». Таких слов я очень давно не слышал. Война не способствует развитию нежности в людях…» [1. Док.6].
Я так подробно привел эти письма, потому что мысли, в них изложенные, встречаются почти во всех его письмах, только в разных вариациях. То, что гитлеровцы – нелюди, он видел своими глазами и старался донести правду фронтовой жизни до своей жены и друзей. Так, в письме от 16 марта 1942 г. Виктор Яковлевич пишет, что на войне «так называемого личного времени» совсем нет, да оно и ни к чему. Наибольшее удовольствие – это ходить в баню. Это действительно замечательно приятная вещь, хожу туда очень часто. Это приятно и необходимо, ибо как сказано в незабвенной «Швамбрании»:
«При чистоте хорошей
Не бывает вошей…» [1. Док.6].
В письме от 4 июля 1942 г. Швагер замечает, что те, кто видел, «что такое современная война – те уже, наверное, никогда не будут особенно беззаботными… Мне жаль моей исчезнувшей беззаботности!..» И дальше: «О себе писать особенно нечего. Пока «ничего существенного не произошло». Пока торчу в тихой деревушке, лежащей среди бесконечных болот. Здесь очень тихо, и только по вечерам девушки (парней нет) ходят по улице… и распевают частушки… Как не похожа эта деревня, до которой не дошли немцы, на те, что я видел этой зимой. И девушки там были совсем другие – похожие на старух. И не пели песен… Здесь же совсем не так, – и девушки, и все колхозные блага остались в целости. По этому случаю усиленно налегаю на молочно-яичное изобилие. Впрочем, скоро эта идиллия кончится, и мне будет не до молока…» [1. Док.6].
И вот последнее письмо Галине Юрьевне от 4 августа 1942 г. Письмо существенно отличается от других, написано с передовой. В нем и сожаление о неизбежных потерях на войне, и рассказ о допросах пленных гитлеровцев, и неизменная просьба, которая встречается почти во всех его письмах супруге и друзьям: думать и вспоминать о нем больше. Впрочем, письмо говорит само за себя: «Это письмо пишется в блиндаже, из которого этой ночью выгнали немцев. Над головой свистят пули, слышится треск автоматов и пулеметов, бухает артиллерия… Думай обо мне больше, Галочка! Мне гораздо легче воевать, зная, что обо мне думают… Война – вещь тяжелая… Люди умирают незаметно и в большом количестве. Смерть здесь является естественным и обычным явлением. Это – чудовищно… но это так… Я еще не привык к неизбежным потерям войны и очень тяжело переживаю потерю моих людей, которые, выполняя мои задания, были ранены или убиты… А люди у нас хорошие, фронтовая жизнь сближает людей.
Немцы обороняются упорно, но попавши в плен, сразу трусят и лепечут что-то несуразное насчет того, что воевать не хотят. С пленными обычно имею дело я вследствие моего «знания» немецкого языка. Только что поймали одного гада – автоматчика, который сидел на дереве и строчил по нашим бойцам. Сперва он очень струсил, залепетал «Genosse» (товарищ – нем.) и насчет добровольной «Gefangengabe» (сдача в плен), и все спрашивал, будет ли он «erschossen» (расстрелян)… Когда его заверили, что его не будут сейчас расстреливать, к нему вернулась обычная наглость. Гитлеровский щенок, он заговорил о своей уверенности в победе Германии и о том, что Гитлер им приказал большевизм «vernichten» (уничтожить). Каков гад! Галочка, к черту этих немцев. Мне хочется сейчас немного вспомнить прошлое… Какой далекой кажется мне наша мирная жизнь! Как прекрасна была эта жизнь, в которой были любовь, была дружба… интересная работа. Теперь это все далеко. Теперь эти воспоминания лучшее у меня! …пиши мне почаще… А я писать, наверное, буду редко. Так что ты зря не волнуйся… я сейчас на передовой и поэтому писать мне трудно… Наступать, вообще, приятно, хотя и нелегко… Пиши, дорогая, почаще… Я верю в нашу встречу и наше счастье…» [1. Док.6].
Это было его последнее письмо жене. Они так и не увиделись. 10 августа 1942 г. Виктор был убит под Ржевом.
Что касается писем его друзьям – Г. Я. Казановичу и его жене Евгении, то они цитировались не раз и в газете «Энергетик», и в докладе на конференции «Лефортовские чтенияя» [2. С.148-149]. Полностью копии этих писем (их всего 7) сохранились в папке 158 под № 7 [1. Док.7]. В основном содержание этих писем перекликается с письмами Виктора жене. Думаю, стоит привести здесь отрывок из последнего короткого письма от 9 августа 1942 г.: «Дорогие Гриша и Женя… Пишу Вам эту открытку с самой передовой. Над головой проносится со свистом много всякой дряни, а я уже знаю, что пули свистят не так, как мины, а мины не так, как артснаряды, а снаряды не так, как бомбы…
Друзья мои! Война – вещь тяжелая. Многие из тех, с кем я успел подружиться, лежат на завоеванной земле. Пишите мне чаще и думайте немного обо мне… Крепко жму ваши руки. Ваш Витя» [2. С.148-149].
Как следует из письма Галины Юрьевны Флаксерман в музей от 2 февраля 1996 г., Виктор Швагер погиб от осколка бомбы, когда соединял порванные провода. Посмертно был награжден орденом Красного Знамени [1. Док.14].
В воспоминаниях Г. Я. Казановича приведены 3 письма Г. Ю. Флаксерман Г. и Е. Казановичам о смерти своего мужа. Сколько в них горя и отчаяния о потере дорогого и любимого человека!
24 сентября 1942 г.
«Здравствуйте, дорогие Гриша и Женя!
На днях написала Вам, и вот пишу опять. Вчера вечером получила извещение о том, что Виктор погиб. Боже, как трудно писать эти слова! Больше прибавить мне нечего. Пишите, Галя».
01 ноября 1942 г.
«…Получила письмо от политрука той части, где служил Витя. Пишет, что Виктор был ранен осколком авиабомбы в грудь, жил всего минут 15 – 20. Его похоронили в отдельной могиле. Пишет, что награжден орденом».
18 декабря 1942 г.
«Дорогие Гриша и Женя!
Большое спасибо за ваше письмо. Так хорошо Гриша написал о Вите, что я перечитывала и плакала всю ночь. Просто нестерпимо больно и обидно. Обидно за все то, что он мог бы и наверняка бы сделал и достиг в жизни. За его талант и светлую голову. Просто не могу примириться с этим. Мне тяжело самой, за свою сломанную жизнь, но вдвойне тяжело за него, за его любовь к жизни…
Жизнь сломалась и бесповоротно. Пишите. Крепко жму лапы. Галя» [1. Док.18].
В заключение хочется привести краткие сведения из донесения о безвозвратных потерях, предоставленные широкому кругу пользователей интернета Обобщенным банком данных «Мемориал».
«В. Я. Швагер… убит 10.08.1942. Первичное место захоронения Калининская обл., Ржевский р-н, д. Ново-Семеновское» [4].
Он не дожил до Победы, не долюбил, но память о нем жива…
Список литературы:
- Архив музея «НИУ «МЭИ» . Дело 158.
- Левочкина Л, Скоробогатова А. Письма с фронта студентов и аспирантов МЭИ//Лефортовские чтения. 80 лет МЭИ: страницы истории и взгляд в будущее. IX гуманитарная студенческая конференция: доклады (21 – 22 апреля 2010 г., Москва), под ред. Е. П. Миклашевской. – М.: Издательский дом МЭИ, 2012.
- «Энергетик», многотиражная газета Московского энергетического института.
- (дата обращения 06.04.2015).[schema type=»book» name=»ЛЮБОВЬ И ВОЙНА. ПО МАТЕРИАЛАМ ФРОНТОВОЙ ПЕРЕПИСКИ ЛЕЙТЕНАНТА КРАСНОЙ АРМИИ ВИКТОРА ШВАГЕРА С ЖЕНОЙ» description=»Статья посвящена письмам лейтенанта Красной Армии Виктора Швагера, павшего смертью храбрых в 1942 г. Бывший аспирант МЭИ писал с фронта жене и друзьям. Его письма проникнуты любовью к молодой жене и вместе с тем отличаются высоким патриотизмом, оптимизмом; в них выражена вера в скорой победе над врагом.» author=»Кровяков Евгений Андреевич» publisher=»БАСАРАНОВИЧ ЕКАТЕРИНА» pubdate=»2016-12-19″ edition=»euroasia-science_28.04.2016_4(25)» ebook=»yes» ]