Номер части:
Журнал
ISSN: 2411-6467 (Print)
ISSN: 2413-9335 (Online)
Статьи, опубликованные в журнале, представляется читателям на условиях свободной лицензии CC BY-ND

КОНЦЕПЦИЯ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ: СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ И НАПРАВЛЕНИЯ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ



Науки и перечень статей вошедших в журнал:
DOI:
Дата публикации статьи в журнале:
Название журнала: Евразийский Союз Ученых — публикация научных статей в ежемесячном научном журнале, Выпуск: , Том: , Страницы в выпуске: -
Данные для цитирования: . КОНЦЕПЦИЯ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ: СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ И НАПРАВЛЕНИЯ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ // Евразийский Союз Ученых — публикация научных статей в ежемесячном научном журнале. Географические науки. ; ():-.

Концепция устойчивого развития (УР) приобрела широкую известность как основа стратегии перехода человечества к неопределенно долгой уверенной жизнедеятельности на нашей планете после Второй Всемирной конференции по окружающей среде и развитию в 1992 г. в Рио-де-Жанейро. Однако ее научное оформление, развитие и воплощение в международные структуры следует отнести на двадцать лет раньше. За это время содержательное наполнение понятия «устойчивое развитие» претерпело изменения, вслед за изменением значимости ряд глобальных проблем в общественном сознании.

Первоначально, движение к устойчивому развитию подразумевало уход от прогнозировавшихся на середину – вторую половину XXI в. ресурсного, экологического и экономического кризисов. Другими словами, был сделан акцент на поиск способов неопределенно долгого поддержания жизнедеятельности современной земной цивилизации. В дальнейшем он сместился на сохранение экологического и ресурсного потенциалов планеты не только для удовлетворения потребностей нынешнего человечества, но и далеких потомков.

Нарастающие социально-экономические диспропорции  между странами и группами стран, преломленные через качество жизни их населения, уточнили понимание «удовлетворения потребностей»: от концепции «базовых нужд» к концепции «развития человеческого потенциала».  Ныне суть концепции УР определяется как признание права за современными и будущими поколениями землян на удовлетворение их жизненных потребностей. Последние включают не только оптимизацию материального или экономического благосостояния, но и расширение возможностей выбора цели и образа жизни. В положениях «Декларации Рио-92» это формулируется так: 1) «Благополучие нынешних поколений не должно ставить под угрозу благополучие будущих поколений»; 2) «Каждый человек имеет право на здоровую и плодотворную жизнь в гармонии с природой».

На мировом и национальном уровнях концепция УР воплотилась в многочисленные научные, научно-прикладные и управленческие проекты. Однако  потенциал и значимость этой концепции до сих пор недооценены и до конца не раскрыты. Между тем, лишь результаты междисциплинарных исследований способны стать основой создания стратегии перехода к устойчивой жизнедеятельности земной цивилизации.

В настоящее время научные и прикладные разработки в рамках концепции УР сосредоточены на экологическом и экономическом направлениях. Социокультурная проблематика в контексте УР анализируется недостаточно. Особенно важно, что изучение различных проблем перехода к УР выполняется не на единой методологической основе, что, в свою очередь, не улучшает ситуацию с пониманием и решением этой проблемы как системной.

Настоящая публикация имеет целью осветить как суть разрабатываемых составляющих проблематики УР, так и тех, которые испытывают недостаток внимания ученого сообщества. Затронут вопрос единой методологии изучения возможностей перехода к УР на разных территориальных уровнях.

         Многолетнее преимущественное развитие экологической  составляющей концепции УР в нашей стране связано с наследованием ею идей и подходов концепции рационального природопользования, сложившейся к середине 60-х годов ХХ в., в первую очередь, благодаря трудам Д.Л. Арманда, В.А. Анучина, Ю.К. Ефремова и других.

В знаковой монографии Д.Л. Арманда «Нам и внукам» [2] впервые для широкой аудитории сформулированы новаторские для своего времени положения о: а) природной среде и природных благах как вечных ценностях; б) о необходимости справедливого распределения природных благ между нынешним и будущими поколениями; в) о платности природопользования. В международных исследованиях, предшествовавших конференции 1992 г. («Наше общее будущее», 1987 г.), эти требования будут записаны «заново». В трудах В.А. Анучина (например, [3]) дано философско-теоретическое обоснование принципов «бесконфликтного» взаимодействия общества с вмещающим ландшафтом, главная идея которого – необходимость вписывания процессов общественного производства и быта в направления и масштабы природных потоков вещества и энергии («замыкающийся круг»).

Труды ученых той эпохи воплотились во многие массовые общественные организации и инициативы, в правительственные документы и определили преимущественно природоохранное содержание их деятельности в рамках будущей экологической составляющей проблематики УР.

На волне перестроечных процессов, «экологическое эхо» которых звучало почти до конца 90-х годов, были достигнуты значимые результаты в снижении экологического давления промышленности и транспорта на окружающую среду, в том числе – и в русле разработки соответствующих законов и нормативов. Практически синхронно и с неуменьшающейся активностью осуществляются действия по поддержанию и укреплению средообразующих возможностей окружающей среды и биосферы в целом (особо охраняемые природные территории, сохранение биоразнообразия и т.п.)

Экономическая составляющая проблематики УР получила активное развитие в текущем столетии (хотя теория и инструментарий экономики природопользования разрабатывался с 80-х гг. ХХ в.). Этому благоприятствовал ряд факторов, прежде всего – приоритет товарно-денежных отношений (и движущих ими интересов и потребностей) во всех сферах общественного бытия. Вторым важным аспектом стала необходимость поиска механизмов перехода к УР на глобальном и национальном уровнях. Последние требовали создания инструментов контроля и управления ситуацией, понятных и приемлемых для «лиц, принимающих решения».

Для развития экономической составляющей концепции УР большое значение имеет направление, сложившееся в последние два десятилетия и названное «Зеленая экономика» (в отличие от современной, «коричневой»). «Зеленая экономика» базируется на следующих аксиомах: 1) невозможно бесконечно расширять сферу влияния в ограниченном пространстве; 2) невозможно требовать удовлетворения бесконечно растущих потребностей в условиях ограниченности ресурсов; 3) все на поверхности Земли является взаимосвязанным [11].

Эти положения не противоречат базовым идеям понимания УР. В отличие от «экологического экстремизма» в отношении промышленных производств, а также от экономически необеспеченных требований к повсеместному внедрению безотходных технологий, основанное на них макроэкономическое моделирование настраивает на осторожный оптимизм. Согласно его результатам при ежегодных вложениях в «зеленую экономику» в объеме около 2% МВП в период 2011-2050 гг. ожидалось, как минимум, неснижение современных темпов долгосрочного роста основных экономических показателей.

Суть рекомендаций по «озеленению» экономики в наиболее общем виде сводится к перераспределению капитальных вложений  в пользу нетрадиционной энергетики, повышению энергоэффективности, снижению ресурсо- и водоемкости, развитию общественного (преимущественно не «бензинового» транспорта), улучшению утилизации отходов и т.п. В нашей стране практические результаты реализации принципов «зеленой экономики» более чем скромные. Наиболее заметные результаты просматриваются лишь в сфере энергосбережения.

Социокультурный аспект проблематики УР, пока еще не оформленный в «программу действий», подобно экологическому и экономическому, был осознан в нашей стране как объект научного анализа в постперестроечное время. «Информация к размышлению» проистекала из двух разных источников.

Первый и наиболее очевидный связан с изучением и приспособлением к современным нуждам экофильных практик природопользования и бытовой жизнедеятельности в традиционной культуре разных народов (= в разных климатических и ландшафтных условиях). Второй вызрел в процессе анализа причин и условий возникновения техносферных аварий а также сравнительного анализа тяжести последствий природных бедствий  у народов с контрастными принципами традиционной культуры.

За последние более чем два десятка лет выполнено «гуманитарное» осмысление контекстов как крупных, так и обыденных техносферных и природных катастроф, чрезвычайных ситуаций, инцидентов. Его осуществили как представители гуманитарных наук, так и заинтересованные «технари» и «естественники». Его результаты позволяют сформулировать следующие «разномасштабные» промежуточные (перед выработкой практических рекомендаций) обобщения.

  1. Современное общественное сознание разных народов и социальных слоев индустриальных и аграрно-индустриальных стран не является в полной мере «индустриальным» или «аграрно-индустриальным» Оно в разной степени сохраняет элементы общественного сознания более ранних эпох существования человечества, вплоть до архаического сознания первобытнообщинного человека. Особенности предшествующих моделей мировосприятия и степень их развитости в индивидуальном сознании имеют непосредственное отношение к производственной и бытовой деятельности в пространстве современной техносферы, поскольку противоположны требованиям, предъявляемым ею к индивидуальным и коллективным операторам [9]. Этот вывод, опубликованный в начале 21в., конечно, был неизвестен академику В.А. Легасову, глубоко переживавшему и серьезно анализировавшему причины и условия возникновения Чернобыльской аварии. Однако, в сформулированных им выводах, похоже, отражены именно эти противоречия общественного сознания. В частности, В.А. Легасов определил Чернобыльскую аварию как морально-психологическую, связанную с «недостаточностью суммы духовных качеств большинства операторов сложных технических систем для управления такими (опасными-ТВ) системами». Опираясь на этот факт он выдвинул тезис (наверное, первым в мире) о недопустимости усложнения технических систем сверх некоторого критического уровня даже при наличии возможности такого уcложнения [5, с.26].
  2. Базовые культурные коды разных народов, вне зависимости от современного уровня развития созданных ими государств, продолжают оказывать фоновое влияние на степень рискогенности управленческих решений, принимаемых на разных уровнях. В большинстве «доиндустриальных» культур заложены механизмы подавления индивидуального или группового рискогенного поведения, угрожающего благополучию нации (этноса). У разных современных наций они сохранились и «работают» с разной степенью эффективности. Межстрановое сопоставление подобной рискогенности, отраженное в статистике техносферных аварий и тяжести последствий природных бедствий, показало различие значений в 2 порядка, необъяснимое ничем, кроме действия культурных механизмов [6].

Даже то немногое, что сказано выше о проблематике устойчивого развития делает очевидным необходимость использования системного и междисциплинарного подходов к ее разработке на всех уровнях – от глобального до локального. Осознание этой необходимости существует, но сложность решения задачи существенно снижает скорость продвижение к цели. Наибольшие успехи достигнуты в моделирования устойчивого развития сложных (в частности, природно-хозяйственных) систем [7; 8].

К настоящему времени в географической науке сложилась система понятий и подходов, которые могут быть использованы для создания методологической основы анализа текущего состояния и разработки рекомендаций по переходу к УР пространственных систем разного масштаба и сложности. Среди них первостепенное внимание привлекают понятия «социоприродная система» и «анализ риска».

В сфере практического приложения под социоприродной системой (СПС) понимается территориальная единица, существование и развитие которой определяется процессами взаимодействия трех ее основных подсистем: природно-ресурсной (или вмещающего ландшафта), техносферной и социокультурной, включающей социально-экономическую (общество).

Устойчивое развитие подобных систем есть не что иное, как сбалансированное функционирование ее основных подсистем: а) исключающее риски последствий, необратимых для выполнения системой своих основных функций; б) сводящее к минимуму время, необходимое для полного восстановления нормального функционирования системы.

Принципы и методы анализа риска достаточно широко известны в силу их востребованности в разных отраслях науки и практической деятельности [1]. Одной и основных трудностей в приложении анализа риска к изучению и прогнозированию устойчивости СПС долгое время было отсутствие единого измерительного инструмента, в равной степени приложимого к каждой из трех основных подсистем. К настоящему времени сформулированы принципы создания такой измерительной системы [4]. Суть их состоит в измерении устойчивости через тяжесть последствий для жизнеспособности системы. Эти последствия могут быть разделены на необратимые и обратимые, а среди последних градации вводятся в зависимости от продолжительности периода  и полноты восстановления функций системы. Вопросы баланса рисков функционирования основных подсистем СПС (управления рисками) решаются на основе принятия решения об уровне приемлемого риска в каждой из них. Полномасштабное внедрение этой системы в оценку и управление устойчивостью СПС тормозится затянувшимся созданием (на базе эмпирических данных) частных шкал тяжести последствий для подсистем второго и третьего уровней (элементов трех основных подсистем).

Наибольший прогресс ныне достигнут в оценке тяжести экологических последствий промышленной и бытовой деятельности общества, медико-биологических последствий штатных загрязнений окружающей среды и в оценке природных рисков для устойчивого функционирования техносферы. Наиболее сложной представляется разработка частных шкал, связанных с воздействием социума на техносферу и на самого себя. Здесь невозможно обойтись без кооперации «естественников» и «гуманитариев». На ее достижение, в частности, и нацелена настоящая публикация.

Литература.

  1. Акимов В.А., Лесных В.В., Радаев Н.Н. Риски в природе, техносфере, обществе и экономике. М.: Деловой экспресс, 2004. 325 с.
  2. Арманд Д.Л. Нам и внукам. М.: Мысль, 1966. 251с
  3. Анучин В.А. Географический фактор в развитии общества. М.: Мысль, 1982. 334с.
  4. Ващалова Т.В., Мягков С.М. Социально-экологичесские бедствия: измерение и факторы. // Вестник МГУ. Серия 5. География. — 1997. — №1. С.7 – 11.
  5. Легасов В.А. Проблемы безопасного развития техносферы.// Коммунист. —  1987. —  №8. С.15-28.
  6. Мягков С.М. Природный риск: особенности восприятия. // Вестник МГУ. Сер.5 География. – 1994. — №4. С. 30-36.
  7. Светлосанов В.А., Кудин В.Н., Куликов А.Н. О критериях оценки устойчивого развития региона. // Юг России: экология, развитие. —  2008. — №1.С 6-14.
  8. Светлосанов В.А., Кудин В.Н. Системный анализ, риск, порядок и хаос в стратегии устойчивого развития. // Экологические системы и приборы.  — 2012. — №11. С.58-64.
  9. Яковенко И.Г. Риски социальной трансформации российского общества: культурологический аспект. М.: Прогресс-Традиция, 2006. 176 с.
  10. Towards a Green Economy: Pathways to Sustainable Development and Poverty Eradication  — просмотр 27.12.2014.[schema type=»book» name=»КОНЦЕПЦИЯ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ: СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ И НАПРАВЛЕНИЯ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ» author=»Ващалова Татьяна Владимировна» publisher=»БАСАРАНОВИЧ ЕКАТЕРИНА» pubdate=»2017-05-30″ edition=»ЕВРАЗИЙСКИЙ СОЮЗ УЧЕНЫХ_ 30.12.2014_12(09)» ebook=»yes» ]
Список литературы:


Записи созданы 9819

Похожие записи

Начните вводить, то что вы ищите выше и нажмите кнопку Enter для поиска. Нажмите кнопку ESC для отмены.

Вернуться наверх
404: Not Found404: Not Found