Прагматический аспект языка отражает возможность воздействовать на получателя сообщения. Как известно, речевой деятельности предшествует формирование прагматического намерения – многоплановой категории, имеющей лингвистический, мета-лингвистический и семиотический планы выражения. Им соответствуют три плана реализации категории намерения: ближний, дальний и стратегический. Ближний план реализации прагматического намерения ставит целью сообщить получателю нужную информацию с помощью определённых лингвистических средств. Это решение тактической задачи, представляющей собой ближнюю перспективу, ограниченную одним речевым действием.
Дальний план реализации прагматического намерения предполагает формирование определённого отношения у адресата к теме и говорящему. Выполнение данной задачи требует активизации мета-лингвистического плана выражения прагматического намерения. Мета-лингвистический план выражения выстраивается с помощью языковых стратегий метафоризации, эвфемизации, метонимизации, благодаря которым создаётся текст, обладающий силой убеждения. Адекватное с точки зрения говорящего восприятие сообщения адресатом, согласие с говорящим и усвоение нужной оценки ситуации есть результат выполнения дальнего плана. Однако, используемые при этом языковые стратегии неизбежно приводят к затемнению семантического значения сообщаемой информации.
Сверхзадачей является реализация семиотической направленности прагматической установки. Семиотическая направленность прагматической установки как стратегический её план имеет абстрактный характер и, хотя находит выражение в языке, вытекает из внеязыковых целей говорящего. Она направлена, прежде всего, на внеречевую сферу — часто идеологическую, социальную, либо иную сферу деятельности человека, с целью формирования мировоззрения и определённых моделей поведения.
Наблюдение за динамикой политического дискурса демонстрирует, что стратегический компонент прагматической установки — его семиотическая функция — обладает устойчивостью и изменяется только с коренной сменой парадигмы развития общества. В отличие от него граница между ближним и дальним планами прагматической установки говорящего может стираться. Анализ текстов в области политического дискурса показывает, что языковое выражение современных реалий всё чаще приобретает неопределённый и абстрактный характер. Имеет место трансформация в структуре прагматического намерения. Ближний план – сообщение информации адресату – вытесняется дальним планом, которому говорящий придаёт основное значение. Инструментом, осуществляющим такую трансформацию является особая языковая стратегия – эвфемизация дискурса, которая помогает реализовывать дальний и стратегический планы прагматической установки – формировать у адресата нужное отношение к теме сообщения и говорящему, а также помогает реализовывать семиотическую функцию сообщения.
Для примера рассмотрим динамику политических наименований военных операций США на Ближнем Востоке. Сначала (в 2000 годах) была провозглашена глобальная война с террором (Global War on Terror), затем её сменили кинетические военные операции (Kinetic Military Actions) и, наконец, на смену им пришли зарубежные операции реагирования (Overseas Contingency Operations).
Продемонстрируем, как политические наименования становятся всё более абстрактными и эвфемистичными, утрачивая функцию информирования адресата, а зачастую, напротив, вводя его в заблуждение. Но именно такая стратегия обеспечивает реализацию заданной прагматической установки. Стоит отметить, что все три приведённых наименования имеют один сигнификат — война.
Обратим внимание на лингвистическую составляющую первого наименования Global War on Terror. Ключевым словом здесь является слово War (война). Дефиниция, согласно словарю, следующая: «a situation in which two or more countries or groups of people fight against each other over a period of time» [1] («ситуация в которой две или более страны или группы людей воюют друг с другом в течение какого-то периода времени»).
Из приведённого наименования следует, что США ведёт глобальную войну. Глобальная война значит «война, охватывающая весь мир; или такая, которая включает все части чего-либо» («covering or affecting the whole world; considering or including all parts of something» [1]). Но, как известно, война ведётся, в основном, в ближневосточном регионе, поэтому слово глобальная нужно понимать не в буквальном смысле, а в косвенном, возможно, как непримиримую и беспощадную к противнику, с использованием всех технических возможностей. Самый необычный из составляющих наименование компонентов – это как раз противник. Им является не другое государство, а явление, или тактика — терроризм или террор — terror.
Словарь толкует его так terror: «feeling of extreme fear; a person or situation or thing that makes you very afraid; violent action or the threat of violent action that is intended to cause fear, usually for political purposes (terrorism)» [1] (чувство страха; человек, или ситуация, который внушает страх; насильственные действия, или угроза таковых с целью вызвать страх для политических целей).
Как видим, глобальная война ведётся с насильственными действиями или просто с угрозой таких действий. Одними насильственными действиями – глобальной войной — пытаются бороться с другими насильственными действиями — терроризмом, или их угрозой. Наименование, несомненно, является эвфемистичным. Напомним, что к разряду эвфемизмов относятся слова и выражения косвенного наименования, употребляемые, если описываемое явление или предмет представляется говорящему стигматичным. То есть, либо имеющим негативные коннотации, либо способным вызвать негативные чувства у говорящего и адресата [2].
В рассматриваемом случае маскировке подвергается сигнификат, стоящий за словом терроризм, то есть само слово терроризм маскирует нечто иное. Наблюдаем здесь также и использование метонимии, когда по части называется целое. Террористические методы – это лишь одно из средств борьбы, которую ведут определённые силы в своих целях. Но требуется избежать называния этих сил и тем более их целей. Возможно, вследствие опасения, что открытое наименование противостоящих говорящему сил и целей их деятельности скомпрометирует авторов глобальной войны с террором. Внимательный гражданин увидит, что недавно говорящий был союзником с теми силами, которые названы абстрактным и общим наименованием терроризм и согласовывал с ним свои цели. И даже провозгласив борьбу с ними, говорящий не исключает для себя возможности взаимодействовать с данными силами. Поэтому говорящий не может открыто назвать противника, безопаснее и проще использовать в наименовании эвфемизм для сокрытия ясного семантического смысла лингвистического значения.
Но маскировочное название не может изменить саму реальность — война всё же ведётся с конкретным противником, например, с Аль-Каедой и ИГИЛ. «Связанные с Аль-Каедой угрозы и происшествия объясняются политиками, корпоративными СМИ, Голливудом и мозговыми центрами Вашингтона всегда одинаково – «плохие парни» из Аль-Каеды (внешний враг Америки) есть «причина» множества террористических атак по всему миру». («Al Qaeda related threats and occurrences are explained –by politicians, the corporate media, Hollywood and the Washington think tanks– under a single blanket “bad guys” heading, in which Al Qaeda (“the outside enemy of America”) is casually and repeatedly pinpointed as “the cause” of numerous terror events around the World») [3].
Противоречивая по своей сути ситуация вызвала к жизни эвфемистическое название Global War on Terror. Противоречие состоит в том, что противник – это ваш вчерашний союзник и, возможно, он даже продолжает получать поддержку говорящего, или будет получать её в будущем, если этого потребуют интересы говорящего. Такая война не может иметь завершения. После десяти лет безуспешной «борьбы» с терроризмом, потребовалась замена термина. Неудачи военной кампании в Афганистане и Ираке негативно отразились на восприятии термина Global War on Terror гражданами и сделали дальнейшее употребление его нежелательным. Данный термин перестал справляться с дальним и стратегическим планами прагматической установки – формированием положительного образа военной кампании.
Геополитические цели правящих сил, называемые эвфемистичным термином «vital strategic interests» (жизненные стратегические интересы) обуславливают дальнейшее развитие событий. Наблюдаются попытки свергнуть законную власть в ближневосточных странах, вызвать распад некоторых государств, провозгласить новые. При этом неизменно наблюдается дальнейшая эвфемизация политического дискурса. Появляется новый термин Kinetic Military Actions для обозначения всё той же военной кампании: «I think what we are doing is enforcing a resolution that has a very clear set of goals, which is protecting the Libyan people, averting a humanitarian crisis, and setting up a no-fly zone. Obviously that involves kinetic military action, particularly on the front end» Rhodes said. (Я думаю, что мы стремимся к решению, у которого ясный набор целей – защита ливийского народа, предотвращение гуманитарного кризиса и установления без-полётной зоны. Естественно, это предполагает кинетические военные действия, особенно на переднем фронте)[4].
Наличие в наименовании терминологического слова kinetic (technical)of or produced by movement [5] придаёт наименованию техническое научное звучание и призвано завуалировать следующее за ним словосочетание Military Actions (военные действия), которое означает то же самое, что и War(война), но является более абстрактным. Подобная замена потребовалась для успешной реализации дальнего плана прагматической установки — формирования нейтрального образа военной кампании. Новый термин, не имея в своём составе прямого наименования война, оказывается удобным. Более того, термин отражает новый технический уровень ведения войны – без риска для атакующей стороны (США): The epitome of this new warfare is the predator drone, which has become an emblem of the Obama administration. Its human operators can sit at Creech Air Force Base in Nevada or in Langley, Virginia, while the drone floats above Afghanistan or Pakistan or Yemen or Libya, pouring destruction down from the skies. War waged in this way is without casualties for the wager because none of its soldiers are near the scene of battle – if that is even the right word for what is going on [6]. (Беспилотники-дроны – это ключевой элемент новой войны, эмблема администрации Обамы. Оператор может находиться на авиабазе Крич в Неваде, или в Лангле, Вирджинии, в то время как дрон летает над Афганистаном, Пакистаном, Йеменом или Ливией, сея разрушения. Такая война обходится без потерь для атакующей стороны, потому что не один солдат не находится на поле боя).
Таким образом, имеет место безопасная для военнослужащих данной страны техническая операция (kinetic military action), в интересах узкого круга лиц и третьей стороны. Гражданам можно не беспокоиться, поскольку, согласно докладу администрации президента «United States Activities in Libya», страна не участвует в сражениях, с использованием наземных сил и могущих привести к потерям: «U.S. operations do not involve sustained fighting or active exchanges of fire with hostile forces, nor do they involve the presence of U.S. ground troops, U.S. casualties or a serious threat thereof, or any significant chance of escalation into a conflict characterized by those factors» [5]. (Операции США не являются длительными сражениями, не предполагают обмена огнём с противником, а также не требуют присутствия американских наземных сил, не ведут к потерям или угрозе эскалации конфликта с указанными свойствами).
Последнее из рассматриваемых наименований — Overseas Contingency Operations (зарубежные операции реагирования) – настолько эвфемистично, что в отрыве от контекста не может быть понято. Ключевое слово operations имеет самое общее значение и употребляется во многих сферах человеческой деятельности. Его можно трактовать как: organized activity that involves several people doing different things [1] — организованное действие с привлечением некоторого количества людей, которые делают разные вещи. Существительное contingency является атрибутом и означает: an event that may or may not happen(possibility) [1] – событие которое может произойти, либо не произойти (возможность). И, наконец, прилагательное overseas означает: connecting with foreign countries, especially those separated from your country by the sea or ocean[1] — связанный с зарубежными странами, особенно с теми, которые отделяются от своей страны морем, или океаном.
Вместо ясного слова война используется размытое словосочетание, например: «Beginning in 2009 the administration of President Barack Obama changed from using the “Global War on Terror” terminology to instead employing the nomenclature of “Overseas Contingency Operations” and the funds to support the effort became known as OCO» [6] – начиная, с 2009 администрация президента Обамы перестала использовать термин «Глобальная война с террором», заменив его на обозначение «Зарубежные непредвиденные операции» и, средства на ведение операций стали называться ЗНО.
Таким образом, рассмотренная триада — Global War on Terror — Kinetic Military Actions — Overseas Contingency Operations демонстрирует трансформацию в структуре значения прагматического намерения. Осуществлённая с помощью стратегии эвфемизации, она ведёт к сокрытию истинного смысла высказывания, выработке у адресата нужных представлений и моделей поведения.
Список литературы:
- Hornby A.S., Ashby M., Wehmeier S. Oxford Advanced Learner’s Dictionary of Current English/ A.S. Hornby: Oxford University Press, printbook : English : 7th ed. – 2005
- Потапова Н.М. Эвфемизмы и деловой дискурс / Н. М. Потапова. М: МАКС Пресс, 2009. – C. 83, 24, 126, 130.
- https://www.globalresearch.ca/what-happened-to-the-global-war-on-terrorism-the-u-s-is-fighting-for-al-qaeda-in-syria/5348210
- type=»book» name=»ТРАНСФОРМАЦИИ В СТРУКТУРЕ ЗНАЧЕНИЯ ПРАГМАЛИНГВИСТИЧЕСКОГО НАМЕРЕНИЯ НА ПРИМЕРЕ АНГЛОЯЗЫЧНОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА » description=»В работе ставится цель проследить трансформацию значения прагмалингвистического намерения говорящего, которое всегда предшествует речевой деятельности. А также, используя семантический и мета-семиотический анализ, показать на примере, взятом из политического англоязычного дискурса, что реализация дальнего плана намерения с помощью мета-лингвистических возможностей языка приводит к затемнению значения высказывания. » author=»Потапова Наталья Михайловна» publisher=»БАСАРАНОВИЧ ЕКАТЕРИНА» pubdate=»2017-01-17″ edition=»ЕВРАЗИЙСКИЙ СОЮЗ УЧЕНЫХ_30.10.16_31(2)» ebook=»yes» ]