Один и тот же общечеловеческий опыт фиксируется в конкретных национальных языках, которые по–разному членят одни и те же картины реального мира. Приобщаясь к другой лингвокультуре, нельзя игнорировать социокультурное и национальное своеобразие других народов, разделенных временем, географией ее носителей: «They‘re on the Continent, we‘re an island nation like you. Different customs, different foods, government, everything, and of course France’s a minor power compared to Britain. Very different» [9,с.117]. В первую очередь своеобразие картин мира отражено в лексической системе национального языка, в художественном тексте. Велика в этом процессе культурно-диагностическая значимость глюттонимов. В художественном тексте они реализуют функции создания национального колорита, отражающего устройство данного общества. Они активно участвуют в формировании категориальных сфер «своё – чужое». Обобщенные образы представителей той или иной этнолингвокультуры воссоздают локус и атмосферу участников коммуникативного акта, принадлежащих к одной или разным лингвокультурным группам.
Анализ пищевых кодов открывает возможность выявления уникальных проекций общечеловеческого культурного «идеоядра», существующего как совокупность этих частных отражений в структуре художественного текста. Культура является интегральным качеством национальной общности, отражающим не только историю, типологические особенности образа жизни, но и всю систему жизнедеятельности народа. Так собственная культура познается на фоне чужой, становится более явной и, несомненно, позитивно маркированной. Actually, damned if I can eat eggs unless they’re on toast, on good English bread. They just don‘t taste the same [10,с. 80].
Наиболее четко опознавание по системе «свой–чужой» прослеживается в рамках глюттонии. О.Ронен отмечает, что трудно перевести на многие иностранные языки русские слова «свой» и «чужой», не прибегая к парафразе: это очень «свое» обобщение универсальной дихотомии «мое» — «не мое» [6,с. 220]. Человек живет среди людей, которые разделяются на своих и чужих, родных и неродных; народ — среди чужих народов, дружественных или враждебных; язык и культура — среди чужих языков и культур. М. Момот отмечает, что часто в расчет берется не собственно этническое происхождение, а культура, принимая которую человек становится «своим». Однако это не меняет дела, ибо речь в любом случае идет о самоидентификации по принципу «свой–чужой». Каждый участник коммуникативного акта является представителем той или иной социальной группы, носителем ее ценностей и стереотипов. Культура представляет собой (в том числе) систему прописанных и неписаных норм и запретов. Владислав Галецкий приводит следующий пример: «Помните, как в одном из первых советских блокбастеров провалился разведчик: русский вначале откусывает кусочек хлеба, а потом подносит ко рту ложку супа, немец же – наоборот. Кроме того, разведчик пил чай, не вынув ложки из стакана, чего благовоспитанный немецкий офицер никак не мог бы себе позволить». Это знание передается через традиционные структурные единицы сообщества, такие, как семья, макросемья, субэтнос, этнос. Человек, который оказался вне их пределов, может этих тонкостей и не знать.
В работе «Интерпретации культур» Клиффорда Гирца [2,с.329] отмечается, что результатом успешного вхождения в культуру должна стать способность исследователя читать поведение ее носителей как текст, то есть отличать спонтанное от культурно обусловленного. Отдельная культурная область «еда» представляет собой особый язык – «язык культуры не только потому, что здесь находит себе выражение в материальных формах духовное содержание, но и потому еще, что текст на этом языке читается лишь на основе культурно–исторических ассоциаций» [4,с.27].
Сферы «своё» и «чужое» наполняются многомерным содержанием, обусловленным как опытом всего человечества, так и ментальной деятельностью индивидуума.
Универсальность представлений о бинарной структуре мира находит своё выражение в языке, отражающем фундаментальный принцип восприятия человеком мира. Знаковые системы раскрывают сущность «свойственности – чуждости» как базовой оппозиции, выражающей специфику мировосприятия определённой лингвокультурной общности [3,с.12].
От факторов, связанных с гастрономией, во многом зависит формирование картины мира конкретного носителя языка.
Бертран Рассел заметил: «Невозможно понять, что означает слово «сыр», если не обладать нелингвистическим знакомством с сыром» [8,с.76].Но отсутствие собственного опыта компенсируется воспроизведением в нашем сознании структур чужого опыта благодаря коммуницируемости знаний, благодаря опыту речевой коммуникации, который формирует знания о возможных интерпретациях языковых выражений [7,с.12].
Е. Костюкович, знаток истории и культуры Италии, переводчик знаменитых романов Умберто Эко, приглашает российского читателя в увлекательное гастрономическое путешествие по Апеннинскому полуострову в обществе классиков итальянской литературы, задавая вопрос: «Что такое флорентийский бифштекс, миланское ризотто?».Как видим, дегустация чужой культуры и, следовательно, осмысление ее может проходить по преимуществу или исключительно на гастрономическом поле. Примером такого гастрономического страноведения также могут служить книги А. Бильжо «Венеция» и «Париж в 1814 — 1848 годах. Повседневная жизнь» В. Мильчиной, вышедшие в издательстве «Новое литературное обозрение» в 2013 году.
Элементы глюттонии всегда информативно и художественно богаты, они являются обязательным для всех носителей языка ментальным конструктом и ориентированы на эстетическую информацию. Как отмечает М. Гаспаров, цивилизация с цивилизацией знакомится так же, как человек с человеком: для того, чтобы знакомство состоялось, они должны увидеть друг в друге что–то общее; для того, чтобы знакомство продолжалось (а не наскучило с первых же дней), они должны увидеть друг в друге что–то необщее.
Глюттонимы активно участвуют в формировании категориальных сфер «своё – чужое», которое во многом обусловлено эмоционально–когнитивными процессами объединения / разобщения себя с другими представителями социума. Неэффективность коммуникации может быть вызвана непричастностью к глюттоническому коду.
Литература
- Галецкий, В. Критическая апология мультикультурализма / В. Галецкий // Дружба Народов. – 2006. – № 2. – С. 169–183.
- Гирц, К. Интерпретация культур / К. Гирц. – М.: РОССПЭН, – 560 с.
- Кишина Е. В. Комплексное исследование категории «свойственность–чуждость» в русском языке /Е.В. Кишина// Вестн. Томск. гос.ун–та.– 2009. –№ 320. –С. 11–15.
- Кнабе, Г. С. Диалектика повседневности / Г. С. Кнабе // Вопр. философии. – 1989. – № 5. – С. 26–46.
- Момот, М. Ловушка либерализма: Как долго может существовать терпимое общество?/ М. Момот // Логос. –2006. – № 2. – С. 26–39.
- Ронен, О. Чужелюбие/ О. Ронен // Звезда. – – № 3. Из города Энн. С. 218–225.
- Шехтман, Н. А. Понимание речевого произведения и гипертекст / Н. А. Шехтман. – М.: Высшая школа, 2009. – 159 с.
- Якобсон, Р. О лингвистических аспектах перевода / Р. Якобсон // Вопросы теории перевода в зарубежной лингвистике: сб. ст. под ред. В.Н. Комиссарова – М.: Междунар. отношения, 1978. – 232 с.
- Clavell, J. Gai–Jin / J. Clavell. – New York: Delacorte Press, 1993. – 1223 p.
- Clavell, J. Tai–Pan / J. Clavell. – New York: Atheneum, 1966. – 727 p.
- Jackendoff, R. Patterns in the Mind: Language and Human Nature / R. Jackendoff. – New York: Basic Books, 1994. – P. 35–40.[schema type=»book» name=»ГЛЮТТНИМЫ КАК СПОСОБЫ РЕАЛИЗАЦИИ ОППОЗИЦИЙ «СВОЙ-ЧУЖОЙ»» description=»На материале художественного текста рассмотрены примеры глюттонического дискурса . Глюттония является языком, непроизвольно отражающим устройство общества. Глюттонимы реализуют функции создания национального колорита и активно участвуют в формировании категориальных сфер «своё – чужое»» author=»Шехтман Николай Абрамович, Докучаева Валентина Васильевна» publisher=»БАСАРАНОВИЧ ЕКАТЕРИНА» pubdate=»2017-03-10″ edition=»ЕВРАЗИЙСКИЙ СОЮЗ УЧЕНЫХ_27.06.2015_06(15)» ebook=»yes» ]