К ВОПРОСУ ОБ ИЗУЧЕНИИ ФЕНОМЕНА «ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИЛА»

Что такое сила? Интуитивно мы чувствуем, что именно обозначается этим термином. Это понятие возникает из усилия, которое мы производим при толчке, броске или тяге, из того мускульного ощущения, которое сопровождает все эти действия. Но обобщение этих понятий выходит далеко за пределы столь простых примеров [22, c. 13]. Проблема со словом сила, для нас, заключается в том, что оно не приобрело понятийного содержания, в общественных науках. «В большинстве политологических работ, в том числе и западных, — пишет современный философ Олег Арин, — понятие силы формулируется на неверных научных парадигмах, поскольку никто не понимает ее онтологическую сущность» [4, c. 14]. Большинство авторов пользуется простейшими аналогиями с физическими силами – например, распространенные сегодня концепции «однополярного», «однополюсного» или, напротив, «многополярного», «многополюсного» мира, при всей их вариабельности, исходят из аналогии политической силы с магнитной силой, порождаемой изменениями электромагнитного поля. Однако подобная аналогия лишена каких бы то ни было оснований, – ведь все прекрасно представляют себе, что такое «однополюсный мир», но никто не в состоянии представить себе однополюсный магнит. Значит, эти силы имеют различную природу и разный характер [1].

Даже физика — наука, по праву претендующая на точность и строгость своих фундаментальных понятий, — понимает под «силой» самые разные характеристики действительности, когда оперирует такими терминами, как «сила звука», «сила тока», «сила тяжести», «сила инерции», «сила света» и т.д. Безусловно, физика даёт ответ на вопрос, при каких условиях возникает сила и как она действует на окружающие предметы, но она так и не ответила на вопрос о причине существования силы. Ф. Энгельс писал: «В любой области естествознания, даже в механике, делают шаг вперед каждый раз, когда где-нибудь избавляются от слова сила» [15, c. 403]. Во многом это объясняется тем, что сила есть весьма ситуативная вещь; что может сгенерировать силу в одних обстоятельствах, не может при других. Мы просто «приучили себя к абстрактному понятию силы или, скорее, к понятию, зависшему в таинственной неопределенности между абстракцией и конкретным пониманием» [22, с. 60].

Само понятие «сила» не имеет исторически постоянного значения и принадлежит к числу многозначных, то есть, тех, которые при употреблении часто меняют свой смысл и содержание. Так, в толковом словаре русского языка содержится более десяти значений слова «сила». При этом о силе говорится и как о физической величине, и как о материальном и духовном начале, выступающем в качестве источника движения; в качестве силы, по Ожегову, может выступать и любая общественная группа, общественный слой, обладающие какими-нибудь характерными для них признаками, здесь же сила толкуется как влияние, могущество власть [19]. Только одно последнее значение силы наталкивает исследователя на ряд вопросов: рассматривать силу как влияние, как могущество или как власть? Множественность трактовок одного явления говорит только о том, что явление не познано. Не меньшие проблемы возникают и при переводе слова сила на английский язык, где оно получило наибольшее развитие, размножившись в force, которое согласно словарному значению, определяется как сила неорганического мира, power – сила в обществе, might – мощь, strength – сила индивидуальная, близкая к слову твердость, violence – сила как насилие и authority – слово, которое больше означает силу авторитета. Таким образом, очень трудно придать силе определенное значение.

Существенная трудность заключается и в том, что категория силы никогда не выступала как проблема, которая порождала бы различные школы, течения или направления в истории философской мысли. Философские споры в основном разворачивались вокруг категориальной пары: материя – дух и в этой связи постоянно возникал сакраментальный вопрос: что первичнее. Ответ на него породил два мощных направления: материалистическое и идеалистическое, а категория сила, наряду с категориями материя, движение, время и пространство, в том или ином наименовании, постоянно фигурировала в этих спорах, иногда вставая в один ряд с материей или духом, а подчас и заменяя их.

Изучение онтологического основания силы свидетельствует о том, что чаще всего это понятие используется для выражения меры взаимодействия тел, возникающей в результате движения.Подобные суждения о силе впервые были представлены еще у Аристотеля, который сформулировал представление о силе как о причине движения. В частности, он писал, что основное значение силы включает в себя, во-первых, способность претерпевать нечто от воздействия другого, во-вторых, способность сопротивляться оказываемому воздействию[2].Таким образом, он рассматривал силу как единственную причину движения.

Спустя более, чем два тысячелетия, а точнее, в XVII в., итальянский ученый Галилео Галилей осуществил переворот в объяснении движения, сформулировав принципиально иной подход к пониманию силы. Галилей установил, что тела имеют способность двигаться прямолинейно и равномерно без всякой причины, а движение с постоянной скоростью не нуждается для своего поддержания во внешнем воздействии. Из данного принципа следовал вывод о том, что для равномерного и прямолинейного движения не требуется приложения никакой силы, и если движущееся тело не встречает сопротивления окружающей среды, то оно может продолжать равномерное и прямолинейное движение бесконечно долго. Таким образом, Галилей перевернул представление о движении, господствующее еще со времен античности. Теперь движущееся тело стало рассматриваться изолированно от всего универсума, где на него уже не действует структура космоса («верх» и «низ»), а действует только сила, содержащаяся в самом теле. Естественное движение теперь объяснялось стремлением тела к своему естественному месту, и сила, вызывающая это движение, не могла быть исчерпана до конца, ибо она была внутренне присуща природе тела: она действовала равно и в состоянии покоя, и в состоянии движения. То есть, согласно Галилею, физическое тело приобретало физическую самостоятельность, некоторую индивидуальность, независимость от других тел и само становилось причиной движения. Кроме того, Галилей выделял еще одну силу, которая прилагалась для того, чтобы вызвать насильственное движение и которая действовала вопреки природе тела; она исчерпывается в своем действии и никогда не может накапливаться, сохраняться в самом теле, когда оно покоится. Отсюда и название для этих разных сил: visinfatigabilis (неистощимая сила) и visfatigabilis (сила истощимая)[6, c. 323].

Ньютон также сделал значительный вклад по превращению весьма антропоморфного, таинственного понятия «сила» в строгий научный термин. Согласно определению Ньютона: «Врожденная сила материи есть присущая ей способность сопротивления, по которой всякое отдельное тело, поскольку оно предоставлено самому себе, удерживает свое состояние покоя или равномерного прямолинейного движения» [18, c. 24]. По Ньютону, внешняя сила лишь изменяет– либо направление, либо скорость – движения тела, но движется это тело согласно изначально присущей ему силе инерции. «Всякое тело продолжает удерживаться в своем состоянии покоя или равномерного прямолинейного движения, пока и поскольку оно не понуждается приложенными силами изменить это состояние. Таким образом, всякое тело имеет свойственные ему законы движения и постоянно действует согласно этим законам, если только более сильная причина не приостанавливает его действия» [18, c. 71]. Иными словами, Ньютон приписывает самой материи способность к движению. Прирожденная материи сила, то есть инерция, является причиной движения, но поскольку она остается своеобразным «черным ящиком», и судить о ней можно только по ее проявлениям в результате воздействия на нее других сил, то в механике на первый план выдвигается именно такое взаимодействие. При этом необходимо подчеркнуть, что сама природа взаимодействия – будь то сила инерции или сила тяготения – оставалась для Ньютона неизвестным, загадочным явлением, и он предпочитал воздержаться от определенных онтологических утверждений [16].«Я изъяснил,- пишет Ньютон, — небесные явления и приливы наших морей на основании силы тяготения, но я не указывал причины, которая проникает до центра Солнца и планет без уменьшения своей способности… Причину же этих свойств силы тяготения я до сих пор не мог вывести из явления, гипотез же я не измышляю» [18, c. 661-662].

Вслед за Ньютоном Поль Гольбах признает присущую материи, прирожденную ей силу. «Движение, – пишет он, — «это способ существования, необходимым образом вытекающий из сущности материи, материя движется благодаря собственной энергии; …она обязана своим движением внутренне присущим ей силам, и если бы к наблюдению природы подходили без предрассудков, то давно убедились бы в том, что материя действует своими собственными силами и не нуждается ни в каком внешнем толчке, чтобы прийти в движение [8, c. 75-76].

Лейбниц также говорит о том, что материи дана некоторая действенность или сила, которую мы обыкновенно называем природой: «сила не есть ни дух, ни материя, но принцип, без которого немыслимо ни духовное, ни материальное». При этом он приписывает «силе» антропоморфные характеристики. Лейбниц полагает, что вся природа полна жизни, где вещи одушевляются; то есть всё, что есть, наделяется силой, а сами силы суть своего рода микробы или бактерии, которые проложили себе путь всюду. Центрами жизненной силы, по Лейбницу, являются монады – субстанциальные начала, отражающие определенную абстракцию. Монады имеют существенно динамический характер. Они исполнены колоссальной либо потенциальной, либо актуальной активности. Смысл активности – в способности к изменению своих свойств и качеств. Однако силу он отличает от простой способности, так как она содержит деятельность и занимает среднее положение между способностью к деятельности и реальной деятельностью, заключая в себе влечение. Но так как изменение, или действие, является активным состоянием в одной вещи и пассивным состоянием в другой, то имеются также две силы; одна — пассивная, другая — активная. Активную силу можно назвать способностью, а пассивную — может быть, свойством, или восприимчивостью. Правда, понятие активной силы берут иногда в более совершенном смысле, когда кроме простой способности имеется еще тенденция… Существует еще особого рода пассивная сила… не только подвижность… но и сопротивление, в которое входят непроницаемость и инерция. Таким образом, вводя понятия «пассивная и активная сила», Лейбниц закладывает представление о кинетической и потенциальной энергии. Эта энергия или сила, присуще всем телам, и по мере необходимости может проявляться в действии, а может так и оставаться нереализованной [13, c. 169-170].

Представление о силе, сконструированное Лейбницем, дает нам возможность выделить определенные характеристики, присущие силе. Во-первых, сила активна, или деятельна, что выражено в самой ее природе. Во-вторых, сила имеет направленность, которая задает вектор реализации потенции. Следовательно, третьей характеристикой, которой обладает сила, является потенция или возможность. Чтобы реализовать эту возможность, то есть чистую активность перевести в начало действия, монаде, в которой сосредоточены силы, необходимо иметь и другую атрибутивную характеристику – восприятие (перцепцию). Восприятие, направленное вовне, и выполняет эту задачу, где точкой отсчета для определения пути реализации силы становится движение в сторону совершенства, гармонии. Наличие в монаде независимой от внешнего мира направленности означает, что не все воздействия этого мира находятся в равнозначном отношении к монаде. Чистая активность становится на путь реализации в том случае, когда найдено «выдающееся» восприятие, то есть способствующее гармонизирующему эффекту действия, а до этого монада находится в «бессознательном состоянии»[13, c. 417].

Таким образом, обнаружение «выдающегося восприятия» становится стартом действия, началом перевода активности из состояния возможности в состояние действительности, при сохранении соответствия общей направленности. Для Лейбница фиксация такого переходного процесса является чрезвычайно важной, ибо этим в достаточной мере обосновывается его мысль о том, что только единство активного и пассивного начал образует полную субстанцию. Ибо конечным результатом этого процесса является действительность, которая и есть реализованная возможность: сила растворилась в результате, обретено равновесие, состояние изменилось (перешло из нестабильности в стабильность). Здесь мы можем зафиксировать конечный результат действия – сила реализовалась, действие угасло, напряжение стало равным нулю. Эта абстракция отражает отсутствие даже минимального напора силы, ибо сила в результате конкретного действия перешла в состояние равновесия. Стремление также реализовалось в определенности, оставив позади все возможности; зона поиска сужалась по мере реализации силы и в конечном результате завершилась полным ее отсутствием [10, c. 14].Чистая (абсолютная) активность трансформировалась в абсолютную пассивность, ибо, как отмечал Кант, «…тело стремится придти в такое состояние, при котором оно не действует» [11, c. 254].

Однако существующие концепции характеризуют силу как некое качество, оставляя нераскрытыми количественные измерения данного явления. В частности, Д. Юм пишет, что понятие «сила» малосодержательно, а главное – несамостоятельно и есть лишь продукт сходства внутри серии явлений А, А1, А2 … Аn, после которых мы, как правило, наблюдаем похожие друг на друга явления В, В1, В2… Вn. Это делает невозможным выведение силы в одну общепризнанную трактовку, универсальную категорию или объективное понятие.Подвергая критике понятие «силы», Юм интуитивно исходит из того факта, что одно чувственно воспринимаемое явление само по себе не может быть, строго говоря, причиной другого, ибо ассоциативные связи между ними не обладают самостоятельной активностью и сами порождены порядком внешних по отношению к субъекту событий. Это делает невозможным выведение силы в одну общепризнанную трактовку, универсальную категорию или объективное понятие.По мнению Ф. Энгельса «…Ценность категории силы придает «измеримость движения.…Без этого она не имеет никакой ценности, — …чем более доступно измерению движение, тем более пригодны при исследовании категории силы и ее проявления»[15].

Еще труднее дело обстоит с явлением«политическая сила», которое в последнее время активно проявляется в современном политическом пространстве. Однако прежде, чем мы сможем определить сущность изучаемого явления нам необходимо, как справедливо отмечают П.Ф. Лазарсфельд и У. Бартон, «…выработать концепт этого явления» [24, c. 156].

Концепт – это своеобразная рефлексия, условное представление о том, как организованы явления действительности.

В научном дискурсе концепт обычно понимается как акт «схватывания» смыслов явления в единстве речевого высказывания. При этом горизонт таких смыслов может быть бесконечен. В этой связи задача исследователя заключается не в описании всех наблюдаемых признаков явления, а в «схватывании» лишь тех, которые наиболее существенно характеризуют исследуемое явление.

Любой концепт отвечает представлению о тех смыслах, которыми оперирует человек в процессах мышления, и которые отражают содержание его опыта и знания. Поэтому по своему характеру концепт есть не что иное, как общее представление, или, если быть более точным, – обобщенное представление. Каждый концепт отсылает к некоторой проблеме или проблемам, без которых он не имел бы смысла и которые могут быть выделены или поняты лишь по мере их разрешения» [9, c. 25-26].Концепт, таким образом, не есть отдельная сущность, обладающая устойчивой субстанциональностью. Напротив, концепт, подчеркивают постмодернисты Ж. Делёз и Ф. Гваттари, — явление становящееся: «…это событие, а не сущность и не вещь. Он есть некая целостность. Концепт есть «мыслительный акт» как некая «неразделимость конечного числа разнородных составляющих [9, c. 32-33].

Существует проблема отождествления концепта и понятия. Между тем, эти два термина необходимо четко различать друг от друга. Понятие есть объективное единство различных моментов предмета, которое создано на основании правил рассудка или систематичности знаний. Оно непосредственно связано со знаковыми и значимыми структурами языка, выполняющего функции становления определенной мысли, независимо от общения. Это итог познания, подразумевающий совокупность существенных признаков объекта, отличающих его от сходных объектов. Концепт же – это понятие, погруженное в культуру; он всегда национально специфичен [21, c. 239].Концепт формируется речью. Он выражает не значение, а контекстуальный смысл, другими словами, актуализирует отраженную в понятии его онтологическую составляющую [17].

По Д.С. Лихачеву, концепты, в отличие от традиционного «значения», представляют собой «потенции» значений, тесно связанные с человеком и его национальным, культурным, профессиональным, возрастным и прочим опытом. «Концепт не только подменяет собой значение слова, он в известной мере расширяет значение, так как, будучи в основном всеобщими, концепты одновременно заключают в себе множество потенциальных отклонений и дополнений, то есть являются незакрытыми образованиями» [14, c. 4].

Между тем, Ж. Делёз и Ф. Гваттари, пытаясь выявить различие между понятием и концептом, подчеркивают недостаточность понятия и вскрывают моменты, где понятие перерастает само себя [9].

Именно такая ситуация сегодня происходит с «политической силой»: наряду с широким употреблением, данное словосочетание не имеет ясного смыслового содержания и остается ускользающим от понимания. То есть, каждый вкладывает в него свой смысл:кто-то говорит о политической силе как о политической партии; кто-то как о влиятельной финансово-промышленной группе, оказывающей воздействие на общественно-политическую ситуацию в стране, а кто-то ассоциирует политическую силу с отдельными личностями, например, с президентом страны, подразумевая при этом, индивида, занимающего высокие статусные позиции. То есть, мы становимся свидетелями ситуации, когда словосочетание «политическая сила» начинает заменять многие устоявшиеся понятия. Почему так происходит? Почему понятия, обозначающие объекты, с которыми они соотносимы, начинают аккумулироваться в словосочетании «политическая сила», которое в политической науке даже не операционализировано?

Косвенный ответ на этот вопрос дает Д.С. Лихачев, когда пишет, что концепты возникают как своего рода обобщения различных значений слова, что позволяет общающимся преодолевать существующие между ними индивидуальные различия в понимании слов [14].

На самом деле, различия в понимании многих слов в условиях политической реальности становятся все более и более значимыми. Так, например, политическая партия, под которой традиционно понимается объединение людей, сплоченных общей идеологией и активным стремлением завоевать власть посредствам выборов, перестает соответствовать своему классическому предназначению. Способность реализовывать не только свои узко корпоративные интересы, но и быть истинным выразителем ценностей той или иной части общества, присуще сегодня лишь немногим политическим партиям. Весьма сомнительным в рамках формирования партийной системы представляется и процесс достижения политической партией власти. Проведение выборов по пропорциональной системе жестких списков, когда избиратели ассоциируют партию, в лучшем случае, с первой пятеркой кандидатов в депутаты, а иногда и вовсе только с ее лидером, способствует прохождению во власть людей, занимающих места в списке исключительно согласно своим финансовым возможностям и имеющих, соответственно, весьма сомнительное отношение к профессиональной политике. Чрезмерная бюрократизация руководящего партийного органа трансформирует партии из классического института представительства в псевдопартийные образования.

Другой пример с понятием «элита». Его дефиниция трактуется сегодня как лучшие, наиболее видные представители какой-либо части общества, однако в действительности оказывается, что люди, претендующие на статус элиты, являются далеко не лучшими, а порой, даже не отличающимися от других никакими выдающимися качествами.

Поэтому использование привычных терминов становится не всегда уместным. Происходит подмена смыслов в рамках устоявшихся понятий, в связи с чем, возникает необходимость использовать такое образование, которое в индивидуальном и коллективном сознании носителя языка замещает значение используемого слова. Причем новое образование, подчеркивает Д.С. Лихачев, возникает как отклик на предшествующий языковой опыт человека в целом — поэтический, прозаический, научный, социальный, исторический и всегда связан с предыдущим ценностным элементом деятельности человека. Это образование может иметь множество «входов», то есть единиц языка и речи, при помощи которых этот концепт превращается в осмысленное значение, однако именем концепта становится лишь та речевая единица, в которой он наиболее часто актуализируется [14, c. 76]. Специфику «имени» концепта «политическая сила» определяет «когнитивная память», несущая культурно-вербализованный смысл, где группировка вокруг силовой ценностно-акцентуированной точки сознания появляется как реакция на господствовавшие в недавнем прошлом принципы жесткого центризма, которые позволяли руководящим партийным органам распространять свое влияние на все сферы жизни общества и охватывать административно-бюрократическим контролем практически каждого человека. Данное обстоятельство делает неслучайным появление в политическом дискурселексико-фразеологического словосочетания «политическая сила», указывающего, даже не посвоим смысловым, а по ассоциативно-эмоциональным характеристикам, на могущество субъекта, на способность делать в политике то, что другим не позволено.

В этой связи концепт «политическая сила» отражает всю совокупность предшествующей деятельности и образует тот фон, который задает наши суждения, наши понятия и наши реакции. Для выявления сущности концепта необходимо лишь проанализировать деятельностный контекст, в котором интерпретируется данное высказывание. Это то, что Витгенштейн понимает под «языковой игрой», — «единое целое: язык и действия, с которыми он переплетен» [5, c. 7]. Важно отметить, что когда Витгенштейн указывает на то, что смысл словам придает определенная практика, он имеет ввиду нечто большее, чем просто контекстуальная обусловленность социальной коммуникации. В данном случае более правомерно говорить о совокупности практик совместной деятельности, навыков, обычаев, образующих культурный фон, который едва ли поддается полной экспликации или кодификации. При этом в каждом конкретном случае различные фрагменты этой совокупности практик, принятых в данной культуре, функционируют как практическое знание того, как необходимо выстраивать свою деятельность. Аналогичным образом можно представить себе практику политическую, которая придает смысл важным ценностным понятиям. Их действительный смысл будет содержаться в конкретных способах деятельности, на фоне которых используются эти понятия.

Однако, пытаясь «ухватить» смысл концепта «политическая сила» именно в таком ключе, мы сталкиваемся с весьма серьезной проблемой: чрезмерным абстрагированием исследуемого концепта. Другими словами, мы оказываемся в ситуации, когда нам трудно установить пределы использования концепта «политическая сила». О субъекте, который обладает могуществом, можно говорить и в очень конкретном и в крайне абстрактном значении, и применительно к тем, кто имеет весьма отдаленное отношение к наблюдаемому пространству и со ссылкой на непосредственно наблюдаемые явления. В данном случае очень трудно создать универсальный конструкт, который позволял бы делать суждение о наличии силы у субъекта. Его могущество или силу мы можем оценить лишь при помощи интуитивной концептуализации, осуществив сравнение с другими субъектами политического пространства. В таком случае концепт «политическая сила» теряет эмпирический смысл, так как не имеет отличительных свойств и характеристик, а, следовательно, относится к разряду безграничных.

Решить возникшую проблему, то есть преодолеть неопределенность в отношении концепта «политическая сила», Джованни Сартори предлагает путем построения лестницы абстракции[20].Она представляет собой трехуровневую концептуализацию, на верхнем уровне которой находятся концепты-универсалии, которые поглощают все входящие в него виды, на среднем уровне расположены категоризации, которые не достигают универсального охвата, и низший уровень представляет собой точное содержание концепта, несущее контекстуальное определение.

Таким образом, при определении концепта «политическая сила», нам необходимо пройти по лестнице абстракции, выделив те свойства, которые характерны для рассматриваемого концепта. Для этого, первоначально нам необходимо выйти на такой уровень абстракции, где у политической силы будет прослеживаться хотя бы одно значение, с которым она четко соотносится. Наиболее универсальным значением для политической силы будет то, что она является группой, то есть всеобъемлющей категорией, которая характеризует совокупность индивидов, имеющих некоторый общий социальный признак. В данном случае концепт «группа» будет находиться на верхнем уровне абстракции. Спускаясь вниз по лестнице абстракции, мы переходим на средний уровень, где будет располагаться теория групп интересов, то есть теория среднего уровня, показывающая видовое различие между просто группой и группой, которой присуще дополнительное свойство – наличие интереса. Мы конкретизируем концепт «группа» через добавление определенных свойств. И дальше, на низшем уровне находится концепт «политическая сила», то есть группа, обладающая интересом, но имеющая свои, отличительные свойства, проявляющиеся в конкретных условиях.

Рис. 1

Ввиду того, что эти свойства крайне трудно выделить без анализа специфики условий, в которых действуют политические силы, мы предлагаем применить редукционистский подход и адаптировать свойства силы, как онтологической категории, к сфере политики. Такими свойствами являются:

1) способность, возможность, потенция, которыми наделены все тела;

2) возбуждающее начало или точка приложения, из-за которой тело приходит в действие, движение;

3) направленность, то есть вектор движения тела.

Применяя данные свойства к «телам» в сфере политики (ими, как мы обозначили, являются активно действующие группы индивидов, стремящиеся завоевать власть, или субъекты политики), мы можем выделить следующие свойства политической силы:

1) наличие ресурсов у субъекта политики;

2) способность к целеполаганию, направленная на достижение власти;

3) способность осуществлять действия в направлении к поставленной цели.

Следует отметить, что каждое из трех перечисленных свойств может быть присуще любому субъекту политики. Особенность субъекта, который претендует на статус политической силы, заключается в том, что все эти свойства должны быть сгенерированы в нем одновременно. Поэтому концепт «политическая сила» носит статусный характер, то есть характеризует субъект не с точки зрения его сущностных особенностей, а с позиции его положения в политическом пространстве[7, c. 18].

Представим, что каждый субъект политики обладает силой. Сила, во-первых, выражена в объеме реально и потенциально имеющихся у субъекта ресурсов. Вся совокупность ресурсов, или социальный капитал, как пишет
П. Бурдье, направлены на овладение специфическими выгодами поля. Понятно, что когда мы говорим о политическом поле, то цели субъектов, обладающих ресурсами, направлены на завоевание власти. При этом очевиден и тот факт что, чем больше объем капитала и чем разнообразнее ресурсы, в него входящие, тем больше у субъекта появляется возможностей занять более привилегированную позицию в политическом поле, а, следовательно, приблизиться или завоевать власть. В тот момент, когда субъект начинает задействовать свои, или привлекать новые ресурсы для достижения поставленной цели, — это третье свойство, которое мы выделяем в нашем концепте, субъект приобретает статус политической силы. Таким образом, политическая сила будет представлена как субъект, постоянно заботящийся о привлечении дополнительных ресурсов для завоевания власти.

Попытаемся встроить политическую силу в социальное пространство, которое представляет собой множество пересекающихся полей – политическое, экономическое, религиозное, культурное, научное и т.д. В каждом из этих полей существует группа интересов, которая по мере возрастания своего интереса уже не может реализовать его собственными силами, и вынуждена обращаться к органам власти, то есть, в поле политики. Многообразие интересов в обществе, возникающее вследствие трансформации и дифференциации социальной структуры, приводит к тому, что политическая власть, сосредоточенная в государственных органах, оказывается неспособной обеспечить сочетание и реализацию интересов всех социальных групп. Отсюда закономерно возникает стремление различных групп интересов воздействовать на поведение органов государственной власти с целью переориентации политики в свою пользу. Такое воздействие может осуществляться путем установления связей с политическими субъектами, наделенными правом формировать органы государственной власти. Эти связи можно представить в виде построения взаимовыгодных отношений, в рамках которых происходит обмен ресурсами: субъекты политики обеспечивают субъектам из других полей доступ к власти, в обмен на что получают дополнительную поддержку в виде голосов избирателей – ресурса субъекта из другого поля, а, следовательно, и больший объем властных полномочий. Таким образом, в процессе расширения и укрепления связей или сетей, происходит накопление ресурсов субъекта, претендующего на власть, то есть становление его как политической силы. Количество ресурсов определяют позицию политической силы в политическом пространстве, то есть задают ей статусный характер.

Рис. 2

На рисунке 2 изображено социальное пространство, в котором взаимодействуют субъекты разных полей. Допустим, что S₁ – это поле экономики, S₂ – поле политики, S₃ – поле культуры. Буквенные обозначения P соответствуют позициям, которые занимают политические силы. Причем политические силы P₂ и P₃ находятся на одном уровне борьбы за власть, а политическая сила P₁ уже имеет определенный объем властных полномочий на региональном уровне и борется за власть общегосударственную. Таким образом, для определения позиции силы нам необходимо ввести такую ее сущностную характеристику, как уровневость: утратив возможность быть политической силой на одном уровне, субъект может обеспечить себе возможность приобретения данного статуса на уровне другом. Уровни на нашем рисунке имеют обозначения L₁, L₂, L₃. Ресурсы, которыми пользуются политические силы, обозначены как Rs₁ и Rs₃. Получается, что политическая сила P₁ пользуется ресурсами из поля экономики и поля культуры, тем самым, обеспечивая себе более выгодную позицию в политическом пространстве. Политическая сила P₃ заручается ресурсами в виде поддержки только из поля культуры, что может ей обеспечить позицию, соответствующую длине стрелки – проекции на власть. Политическая сила P₂ не имеет дополнительной ресурсной базы, и хотя задействует собственные усилия для прохождения во власть, имеет на это весьма низкие шансы.

Таким образом, анализ ресурсного базиса политической силы позволяет представить ее сущность в виде многоуровневых взаимодействий, определить позицию в политическом поле и выявить степень влиятельности над другими субъектами поля. Количество связей, то есть взаимодействие можно определить, применяя сетевой подход, которыйпозволяет измерить диспозицию субъектов. Для этого необходимо определиться с конкретными индикаторами измерения, которые позволят соотнести теорию политических сетей с реальными политическими взаимодействиями.

Список литературы:

Арин О. «Мы сами себя хороним» [Электронный ресурс] / О. Арин // Газета «Завтра» No: 9(484) 25-02-2003. Режим доступа к газете: — 28 января 2008
Аристотель Метафизика / Аристотель; пер. и примеч. А. В. Кубицкого. – Москва; Ленинград: Соцэкгиз, 1934. – 347с.
Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология /С.А. Аскольдов; Под ред. проф. В.П. Нерознака. — М.: Academia, 1997. — С. 267-279
Бэттлер Алекс. Диалектика силы. Онтобия / Алекс Бэттлер. – М.: УРСС, 2005. – 316 с.
Витгенштейн Л. Философские исследования /Л. Витгенштейн // Философские работы, ч. 1. — М.: Гнозис, 1994 – 525с.
Галилей Г. Беседы и математические доказательства. // Галилей. Г. Избранные труды в 2 т. — М.: Наука, — 1964. — Т.2. — с.109-412.
Гаспарян Л. С. Политическая сила: теоретическое осмысление феномена (вторая часть) // Ученые записки ТНУ. Серия: Политические науки. 2008. – Т. 21 (60). №2. – С. 12-20.
Гольбах П. Избранные произведения. В 2 т. Т. 1. М., 1963. – 597 с.
Делез Ж., ГваттариФ. Что такое философия? / Пер. с фр. и послесл. С.Н.Зенкина — М.: Институт экспериментальной социологии, Спб.: Алетейя, 1998. — 288 с.
Кайдаков С. В. Теологическая основа философии Лейбница/ С.В. Кайдаков // История философии. – М., 1998. — N3. — C. 3-17.
Кант, Иммануил. Сочинения / Кант Иммануил, Под общ.ред. В.Ф. Асмуса и др.]; Академия наук СССР. Институт философии. — М.: Мысль, 1965 — .Т.4.ч.2. – 1965. — 478 с.
Карасик В. И., Слышкин Г. Г. Лингвокультурный концепт как единица исследования // Методологические проблемы когнитивной лингвистики: Сб. науч. тр. / Под ред. И. А. Стернина. — Воронеж: ВГУ, 2001. – C. 75 – 80.
Лейбниц Г.В. Новые опыты о человеческом разумении. Кн. 4 (О познании). Гл. 1-5 // Лейбниц Г.В. Соч.: в 4-х тт. Т. 2. – М.: Мысль, 1983. – С. 363-406.
Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Изв. РАН. Сер.лит. и яз. — 1993. — Т. 52, № 1. — С. 3-9.
Маркс К; Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., Т. 20 – 824 с.
Нарский И.С. Давид Юм и его философия // Соч. в 2-х т. Т. 2. М., 1967.
Новейший философский словарь / сост. А.А. Грицанов. – М.: Изд-во В.М. Скакун, 1998. – 896 с.
Ньютон И. Математические начала натуральной философии // Крылов А.Н. Собр. трудов. Т.VII. М.–Л., 1936. (репринт 1989). М.: Наука – 688 с.
Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений/ С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. — М.,
4-е изд., 1997. – 944 с.
Сартори Дж. Искажение концептов в сравнительной политологии (II)/ Дж. Сартори// Полис – 2003 – № 4. – С. 152-160.
Стефанский Е. Е. К методологии изучения языковой концептосферы (на примере эмоциональных концептов в славянских языках) // Вестник Самарской гуманитарной академии. Выпуск «Философия. Филология.» – 2006. – № 1 (4) C. 237-246.
Эйнштейн А., Инфельд Л. Эволюция физики. Развитие идей от первоначальных понятий до теории относительности и квантов / А. Энштейн, Л. Инфельд // Пер. с англ. и послесл. С.Г. Суворова. Изд. 3-е, испр. – М.: Наука, 1965. — 327 с.
Chomsky N., Perspectives on Language and Mind.// Chomsky N., On Nature and Language. Ed. by Belletti A., Rizzi L. Cambridge: Cambridge University Press, 2002. – PP.60-91.
Lazarsfeld P. F., Barton A. H., Qualitative Measurement in the Social Sciences: Classifications, Typologies, and Indices, in The Policy Sciences, a cura di
Lerner e H.D. Lasswell, Stanford, Stanford University Press, 1951 — pp. 155-192.[schema type=»book» name=»К ВОПРОСУ ОБ ИЗУЧЕНИИ ФЕНОМЕНА «ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИЛА»» description=»В статье обосновывается необходимость введения в политическую науку концепта «политическая сила», который наиболее точно определяет сущность современных групп интересов. Данный концепт понимается как состояние субъекта политики, которое определяется его способностью осуществлять действия, направленные на достижение власти посредствам имеющихся или привлеченных ресурсов.Выделяются свойства концепта, а также осуществляется его операционализация. » author=»Гаспарян Михаил Владимирович, Гаспарян Людмила Сергеевна» publisher=»БАСАРАНОВИЧ ЕКАТЕРИНА» pubdate=»2017-03-17″ edition=»ЕВРАЗИЙСКИЙ СОЮЗ УЧЕНЫХ_30.05.2015_05(14)» ebook=»yes» ]

euroasia

Похожие записи