Желание осчастливить человечество новыми научными открытиями – понятное и похвальное. Правда, серьезные открытия в области фундаментальной науки ныне большая редкость. Историческая наука здесь не является исключением. Зато в околонаучной сфере сенсационные открытия растут как грибы после дождя.
Немалая часть их приходится на долю краеведов-любителей, в публикациях которых исследовательский темперамент неизменно сочетается с региональным патриотизмом, желанием раздуть масштабы деяний местных деятелей до общенациональных пределов. Иллюстрацией сказанному может служить книга Л.П.Бердникова и С.Л.Лониной по истории финансового управления Енисейской губернии с 1822 по1918гг., изданная в 2009г[2], ознакомиться с которой удалось лишь в 2012г.
Поводом к ее написанию послужило желание руководства Краевого министерства финансов заполучить картину деятельности родного ведомства в исторической ретроспективе. Наверное, в желании иметь свою «ведомственную историю» в масштабах отдельного региона нет ничего плохого и его можно приветствовать. Только надо осознавать, что история – не леденец, который приятно посасывать в часы досуга. К сожалению, заказчик (или спонсор) зачастую даже не подозревает об этом. Ему требуется не повод для критических раздумий, каковым призван служить непредвзятый анализ исторических фактов и взвешенная оценка деятельности «героев» и «антигероев» ведомственных историй. Ему хочется иметь псевдоисторический лубок, рассказывающий как чиновники родного ведомства не покладая рук пекутся о судьбах державы и своего региона. И здесь они легко находят единомышленников среди местных краеведов-любителей, жаждущих реализовать свой регионально-патриотический потенциал.
При внимательном прочтении текста книги удивляет тематический разнобой и эклектичность ее содержания. Авторы пытаются «под завязку» нагрузить читателя, причем не столько сведениями из истории Енисейской казенной палаты (ЕКП) – центрального финансового ведомства губернии, но массой второстепенных сюжетов. Здесь пассажи о губернаторах, литераторах, декабристах, купцах, попах и прочих персонажах пестрой российской действительности. Даже сведения об устройстве спиртометра пошли в ход. В методологии гуманитарных наук есть термин «супернатурализм», который достаточно точно характеризует специфику подобных краеведческих публикаций. Открывая для себя массу новых сведений и погружаясь в их пучину, энтузиасты краеведения теряют способность отграничивать собственные представления, оценки и эмоции от той сложной, многогранной реальности, с проявлениями которой они соприкоснулись в документальных свидетельствах. Знакомясь с результатами подобного поиска, трудно отделаться от мысли, что авторы желают выглядеть в глазах читателя едва ли не очевидцами описываемых явлений. Кажется, будто они видели, как переплетчик Щербаков обтягивал кожей журналы заседаний Енисейской казенной палаты, а ее начальник А. Афанасьев приговаривал при этом: «Где порядок, там и богатство!»[2,с.12]. Беллетризованные очерки по краеведческой тематике – вещь естественная. Только надо четко осознавать, что это – не наука. Научные утверждения должны быть подтверждены весомыми фактами, а не натуралистической мишурой. «Просвещенческий азарт» здесь не помощник. К тому же неизвестно, как воспримет его заказчик…
Желание угодить заказчику порождает еще один, характерный для краеведческого жанра момент, — апологетический подход авторов к своим «героям» Иногда такой подход выглядит довольно курьезно. Забавно наблюдать, как Л.Бердников и С.Лонина стараются представить заурядных провинциальных чиновников (ознакомление со стилем работы которых вызвало у М.Сперанского, желаннее видеть их повешенными) людьми, «опередившими свое время». Так, одни из них (А.Л.Афанасьев) пытаются реализовать смелый «пилотный проект по организации окружных казначейств»[2,с.13], другие (П.Куртуков) проявляют «подлинную заботу о людях»[2,с.61], третьи – работали «с удвоенной энергией», и при этом все они «брали на вооружение все то лучшее, чем была богата практика работы финансистов других стран» [2,с.41]… Последние 13 слов тут, конечно, лишние!
Не остается без дела и традиционный журналистский прием — раздувание масштабов деятельности местных чиновников. Вот отдельные мазки сего монументального полотна
«Круг деятельности казенных палат в первые десятилетия был необычайно широк. Они не только заведовали государственными доходами и расходами…казенные палаты распоряжались всеми природными ресурсами губернии…»
«Они занимались сложнейшими вопросами организации оптовой и розничной торговли в пределах губернии… Переводили граждан из одного сословия в другое… Разрешали многочисленные конфликты, возникающие между золотопромышленниками и рабочими приисков… Осуществляли непосредственное руководство всеми государственными фабриками и заводами, расположенными на территории Енисейской губернии»[2.с.52]. Это отнюдь не полный перечень компетенций казенных палат.
Подготовленный читатель критически отнесется к нарисованной авторами картине. Согласиться с ними можно разве что в вопросах, касающихся роли палат в деле санкционирования решений волостных правлений (городских управ) о причислении отдельных лиц к тому или иному местному обществу (сословию). Неподготовленный же читатель примет авторский перехлест за чистую монету. При всем при этом нельзя категорично утверждать, что отмеченная монументальность просто выдумана авторами. Здесь использованы более тонкие приемы: перегибы и подмена понятий, неадекватная интерпретация языка ушедшей эпохи и т.п.
Проанализируем под этим углом зрения упоминавшееся уже категоричное заявление авторов, будто бы «казенные палаты осуществляли непосредственное руководство всеми государственными фабриками и заводами на территории губернии». Хочется спросить: «непосредственное руководство» — это что? Может быть, право увольнять и назначать персонал предприятий, или – стимулировать процесс труда? Или это – способность договориться с поставщиками сырья? А может быть, — полновластное распоряжение финансовыми ресурсами и продукцией фабрик и заводов? Содержание, ассоциируемое с понятием «непосредственное руководство» можно уточнять до бесконечности. Но ни один из поставленных вопросов все равно не будет иметь ответа по той причине, что в учредительных актах и инструктивных материалах, регламентирующих деятельность палат, вообще не было термина «непосредственное руководство». В языке сер.19в. использовались другие, более строгие понятия – «ведение» и «заведование».
Палата ведала: источниками государственных доходов различных видов (от имущества до откупов и выкупных платежей), но заведовала только казенными зданиями и податным делом, надзирая за поступлением налогов. В ведении казенной палаты находились казначейства, осуществлявшие непосредственное счетоводство по приходу и расходу денежных средств[8].
Не менее двусмысленно звучит фраза о том, что палата «распоряжалась всеми природными ресурсами губернии». Сама по себе эта фраза бессодержательна, т.к. в историческую бытность казенных палат в российском законодательстве не было положений, декларировавших верховенство какого-либо ведомства над природными ресурсами, хотя приоритет в деле освоения недр принадлежал горному ведомству, входившему большую часть своей истории в Министерство финансов. Весь «распорядительный ресурс» заключался в том, что на чиновников палаты возлагалось проведение торгов по продаже (аренде) земельных участков, перспективных с т.з. добычи золота, обеспечивающего устойчивость рубля. Аналогичные торги проводились палатами по имуществу неплатежеспособных должников. Во всех этих операциях палаты играли посредническую роль, но ничем самостоятельно не распоряжались в теперешнем смысле слова.
Вышеприведенные недостатки еще можно списать на специфику журналистско-публицистического подхода, призванного воздействовать на эмоции читателя. Однако сногсшибательное заявление о том, что никому неизвестный чиновник Петр Матвеевич Куртуков, руководивший Енисейской казенной палатой с 1864 по 1870гг., будто бы является «одним из лучших финансистов середины XIX в.» (курсив мой — С.Ч.) [2, с.61], иначе как исторической сенсацией не назовешь. Остается лишь посочувствовать профессиональным историкам и экономистам, которые за столько лет не удосужились разглядеть «сибирского самородка».
На чем же базируется это сенсационное заявление? Аргументы, приводимые авторами в его поддержку, выглядят, мягко говоря, неадекватными. Коротко остановимся на них. Прежде всего, отметим патетическое заверение о том, что «Куртуков проявлял подлинную заботу о людях» и по его указанию было осуществлено переселение государственных крестьян из обанкротившегося Ирбинского завода в соседнюю волость (Тесь). (Для справки: завод этот, основной рабочей силой на котором были ссыльные и арестанты, совершавшие систематические побеги, неоднократно закрывался, переходил из рук в руки, но окончательно ликвидирован в 1886г.[13]). Представляется, что в данном случае руководитель палаты исполнял свои прямые обязанности, предписывающие следить за своевременным поступлением налогов с податного населения. Люди, не занятые ни в заводском, ни в крестьянском деле, не могли быть исправными плательщиками, поэтому их надо было побыстрее окрестьянить.
Еще одним аргументом в пользу «незаурядности» Куртукова как финансиста, по мнению авторов, может служить то, что «при Куртукове казенная палата в усиленном режиме проводила обмен денежных знаков, заменяя государственные кредитные билеты прошлых лет на билеты нового образца»[2,с.60-61]. Действительно, в 1869г, когда Куртуков руководил палатой истек срок действия казначейских билетов 1861 г. и были выпущены новые на сумму 18 млн.руб. номиналом по 50 руб. Пикантность ситуации заключается в том, что постановление Комитета министров, устанавливающее окончательный срок обмена старых казначейских билетов на новые, поступило в Красноярск в конце апреля 1871г. К тому времени г.Куртуков более 4-х месяцев находился на пенсии, а потому мог в «усиленном режиме проводить обмен старых кредитных билетов на новые» разве что в своем воображении. Кстати сказать, данное постановление вовсе не предусматривало какой-то особой реакции на него со стороны казенных палат. Им предписывалось лишь оповестить население об упомянутом сроке, для чего достаточно было подать соответствующее объявление в газету.
Заключительный аккорд авторской аргументации относительно выдающейся роли финансиста Куртукова звучит так. «Петр Матвеевич прекрасно разбирался в сложных лабиринтах российского налогообложения, понимал своих сослуживцев, имел огромный опыт в разбирательстве коммерческих склок, тяжб среди сильных мира сего. Но главное, знал куда рулить и как рулить»[2,с.62]. Тут спорить с авторами совершенно бессмысленно. Хотелось бы, правда, увидеть какое-либо доказательство – все же они люди грамотные и должны понимать, что бремя доказательства лежит на том, кто выдвигает или отстаивает тезис. Но, увы: специфика «краеведческого жанра» освобождает их от этой миссии!
А теперь посмотрим на реальные документальные свидетельства, характеризующие жизнь и дела этого человека. Вот что пишет о Куртукове его близкий друг протоиерей В.Касьянов: «Родился в начале сего столетия в г.Кузнецке, прибыл в детстве в Красноярск с отцом, мелким чиновником, который был назначен комиссаром в Лодейки и тут попал под суд, был осужден и вскоре умер. Их с матерью осталось 5 братьев. Учился грамоте у дьячка, бегал от ученья, но мать узнала – выстегала, и он исправился. Мальчиком поступил на службу в 1816г. в земский суд. Проезжавшим в Красноярске советником Томского губернского управления увезен в Томск, как отличный краснописец и толковый, и был там столоначальником. При открытии Енисейской губернии переведен в нее, был также столоначальником в Совете и в 1825г. сделался главным начальником отделения. Приглашен на службу в Россию, сам туда порывался, но этого не состоялось. Рано стал возвышаться»[9,с.249].
Как видим, никаких намеков на неординарные задатки у Куртукова не наблюдалось. Но вот факт: в формуляре П.Куртукова записано, что генерал-губернатор Восточной Сибири лично просил Куртукова присутствовать в Губернском совете при обсуждении вопросов продовольственной политики Енисейской губернии. Казалось бы, это весомое свидетельство талантов Петра Матвеевича! К сожалению, «таланты» эти совсем не те, которыми можно гордиться. Из-за них генерал-губернатор В.Руперт в конце концов лишился своего поста. Речь идет о главном «промахе» Руперта, который был ему инкриминирован сенаторской ревизией И.Тостого. Как установили ревизоры, от заготовки и поставки продовольствия в казенные магазины были устранены крестьяне Енисейской губернии, для которых хлебозаготовительная деятельность была едва ли не единственным средством погасить свои недоимки перед казной. А все казенные продовольственные подряды попали в руки группы верхотурских купцов – Власьевского, Герасимова, Кокорина. По странному стечению обстоятельств в принятии этого решения участвовал г. Куртуков, незадолго до этого ставший зятем купца Власьевского. Как такое могло случиться, ведь Куртуков не был членом «Губернской четверки»? Не был. Тем не менее получил право решающего голоса. Об этом не укладывающимся ни в какие юридические нормы факте с негодованием пишет сенатор Толстой: «Превышение власти в представлении советнику Енисейской казенной палаты Куртукову иметь заседания в Губернском совете и подавать голос в качестве члена при его Председателе, с оскорбительным недоверием к личным достоинствам всех членов совета, тогда как по 24 ст.11 тома Св. Учрежд. по Сибири советники приглашаются в Губернский совет только для объяснения дела по их части, а не для представления голоса»[10, л.14].
О мотивах подобных действий Руперта можно только гадать. Впрочем, В.И. Вагин прямо писал, что Руперт уезжал из Сибири с полумиллионным состоянием [1.с.31]. Но нас сейчас интересует не Руперт, а П.М.Куртуков.
После выдворения из Губернского совета и длительного разбирательства всех обстоятельств случившегося в Петербурге, Петр Матвеевич вернулся в Красноярск, где и продолжил свою «подвижническую» деятельность на посту советника винно-соляного отделения казенной палаты. При этом, замечает Парфентьев, лично знавший Петра Матвеевича, «был весьма кроток и смирен». Когда после отъезда из Красноярска В. Политковского в 1864г. «Куртуков стал руководить палатой и получил генеральский чин, жена его, Анна Васильевна, завела правило задалживать вместо эконома по дому чиновников казенной палаты»[7, 557/275]. В дальнейшем Куртуков «все ждал ленточку через плечо, но не дождался и на 83 году своей труднической жизни помер, оставив 80-тысячное состояние… Забыл еще упомянуть, что он был любитель кошек, производивших при входе в его кабинет неприятный запах»[7, 559/276].
Кстати, о наследии Куртукова. 80 тыс.рублей. – сумма приблизительная. Точной цифры нет, да и искать вряд ли нужно. Петр Матвеевич больше запомнился современникам своим жизненным кредо, которому следовал до конца дней: «Кормя казенного воробья, прокорми и свою коровушку!»[9, с.241]. Чтобы понять, каким образом Куртукову удалось с такой выгодой «кормить казенного воробья», следует хотя бы кратко упомянуть о тех порядках, которые существовали с момента его «воцарения» в ЕКП в 1864г.
Прямых свидетельств, изобличающих Куртукова как вора и казнокрада нет. Известно лишь, что он покровительствовал жуликам и казнокрадам, среди которых выделяется фигура Красноярского казначея А.Костинского. О фигуре Костинского, завзятого картежника, вора и авантюриста можно писать романы. В Енисейском губернском правлении даже завели дело «Об азартной игре в карты казначея губернского казначейства г.Костинского с евреями-шулерами» [5, л.122]. О его виртуозных махинациях с купонами к казначейским билетам неоднократно писали сибирские газеты[11]. На него трижды заводили официальные расследования, причем в двух случаях дело доходило до суда. Только беспрецедентная (более 10 лет) затяжка судебного разбирательства, а затем и неожиданная смерть (1886г.) уберегли Костинского от тюрьмы.
При Куртукове процветала практика ведомственных поборов («откатов»), о чем стало известно после публичного скандала, устроенного заступившим место Председателя ЕКП сразу после увольнения Куртукова губернским казначеем палаты Н.Ф.Дингильштедтом, которому минусинский бухгалтер Фомин поспешил выслать в конверте в качестве «подарка» 10 руб. купюру [3, л.14об.-15].
Чтобы понять, как могла процветать подобная практика под носом у губернского начальства, достаточно вспомнить, что апофеоз куртуковского правления падает на период «губернаторского безвременья» — 1868г, когда один губернатор был уже уволен, другой не приехал по болезни и последующей за ней смертью, так что пришлось срочно искать третьего, которым в итоге оказался А.Д.Лохвицкий. Последнему только после 12-месячной борьбы при активной поддержке М.С.Корсакова удалось добиться снятия Куртукова, обладавшего мощной поддержкой местного духовенства и купечества. Подробности — в[12]. После того, как стало ясно, что дни его сочтены, Куртуков дал поручение своему доверенному лицу, советнику хозяйственного отделения Вавилову привести в негодность все книги и дела, которые могли компроментировать Куртукова при минфиновской ревизии. Об этом стало известно из показаний в 1872г. чиновника Барановича, задействованного Вавиловым в качестве помощника по исполнению наказа Петра Матвеевича[4, л.10-10об.]. Помимо этого отделение казначейств ЕКП выявило систематические недоимки приходов денежных сумм в 1865,66 и 67 гг. по обороту государственных казначейских билетов. Однако настоянием нового председателя ЕКП А.Лаврентьева (об этом прохиндее нужно писать отдельное повествование) присутствие палаты квалифицировало эти факты как «ошибки учета», а не заурядное хищение[4, л.28].
В заключение документального освидетельствования личности П.М.Куртукова, приведем характеристику жандармского полковника А.Банина,, в которой, на наша взгляд, схвачены главные черты этого «сибирского самородка» «Не получив почти никакого образования и начав служебную карьеру с низших канцелярских должностей, постоянно отличался трудолюбием, усидчивостью и отчетливым исполнением обязанностей… Характера скромного, податливого, искательного перед начальством. Некоторая самостоятельность и энергия проявляются в нем только в случаях личной боязни, преимущественно денежной ответственности, потому что приобретение состояния и опасения лишиться оного составляет главную цель его жизни» [6, л.21]. Полагаем, нами приведен достаточно репрезентативный материал, позволяющий читателю убедиться в том, насколько бывают далеки от истины краеведческие «открытия».
Краткие итоги. Выше уже были упомянуто о 3 негативных моментах «краеведческого жанра». Это – супернатурализм; апологетика, или презумпция исторической значимости «героев» ведомственной истории; подмена языка ушедшей эпохи современными публицистическими клише. Сюда же следует добавить особую «краеведческую креативность» — приоритет авторской фантазии перед историческими фактами. Причины всего этого, на наш взгляд, нужно искать в неадекватном понимании природы научного (исторического) факта. А это – следствие низкой методологической и источниковедческой культуры энтузиастов краеведения.
Список литературы
1 Базалийская О.Т.. Иркутские правители в воспоминаниях современников//Земля Иркутская №8. 1997г. — с.30-35.
- Бердников Л.П., Лонина С.Л. От денежной кладовой до министерства финансов. Очерки финансового управления Енисейской губернии и Красноярского края, т.1. -Красноярск.2009г.- 264с.
- ГАКК, ф.160, оп.3, д.212
- ГАКК, ф.160, оп.3, д.228
- ГАКК, ф.595, оп.42, д.154
- ГАРФ, ф.109, 1 экспед., оп.19 (1844г), №247/ч.14.
- КККМ (Красноярский краевой краеведческий музей) 0 / ф 7886/ ПИр 231.(Существует электронная версия воспоминаний Парфентьева. В ней цитируемые фрагменты находятся на с.181-183).
- Козловский Я.И. Казенные палаты и подведомственные им учреждения. Рига, 1901г.-878с.
- Протоиерей Василий Дмитриевич Касьянов. Из дневников 1870-1897гг. кн.I.- Красноярск, 2012г. 702с.
- РГИА, ф.207, оп.5, д.203
- «Сибирь», № 7,с.3; №12, с.6, 1876г
- Черепанов С.К. Лохвицкий versus Куртуков: опыт анализа внутриполитической ситуации в Енисейской губернии на рубеже 60-70-х гг. 19в.// Известия ИГУ, сер.История, №7,2014,с.54-67
- Чибизов И.Я. Страничка из прошлого Ирбинского завода//Сибирский архив,№11, 1914г.- с.513-516.[schema type=»book» name=»О ЖАНРЕ «ВЕДОМСТВЕННОЙ ИСТОРИИ» И СЕНСАЦИОННОМ «ОТКРЫТИИ» КРАСНОЯРСКИХ КРАЕВЕДОВ» description=»Анализируются негативные тенденции историко-краеведческих исследований, связанные с распространением «ведомственных историй», на материале одной из них. Перечислены существенные признаки, позволяющие констатировать псевдонаучный характер подобных произведений.» author=»Черепанов Сергей Константинович» publisher=»БАСАРАНОВИЧ ЕКАТЕРИНА» pubdate=»2017-04-24″ edition=»ЕВРАЗИЙСКИЙ СОЮЗ УЧЕНЫХ_ 28.03.2015_03(12)» ebook=»yes» ]