Современная буддология, одно из приоритетных научных направлений, способствует сохранению и трансляции конфессиональных традиций в Центральной и Внутренней Азии и России. Она широко представлена зарубежными и отечественными исследованиями, посвященными историческим, философским, этическим, историографическим, культурологическим и другим аспектам буддизма. Однако в настоящее время изучение музыкальной составляющей буддийских ритуалов, к сожалению, еще не стало предметом специального исследования. Справедливости ради отметим начатое изучение музыкально-обрядового комплекса буддийских ритуалов в Бурятии Д.Д. Дондуповым [6-7], рассмотрение вопроса жанровой типологии буддийских песнопений бурят и описание буддийских музыкальных инструментов, предпринятое автором статьи [4-5].
В основе жанровой типологии буддийских песнопений бурят лежит принцип деления на две традиции: дацанская (храмовая) и внехрамовая, базирующаяся на синтезе религиозной буддийской и народной песенной культуры. Дацанская традиция основана на канонизированном исполнении мантр Маани во время богослужения. Молитвы Маани на обычных повседневных службах в дацане и буддийских праздниках хуралах, посвященные божествам буддийского пантеона, представляют речитативное сольно-ансамблевое интонирование или же напевное чтение мантр. Если внехрамовая буддийская традиция была описана автором статьи [4], то, к сожалению, о музыке дацанской храмовой традиции буддийского ритуала малоизвестно.
Впервые в бурятской этномузыкологии поставлена проблема изучения звука и звуковых кодов в буддийских и шаманских песнопениях бурят. В исследовании музыки шаманского культа западных бурят, в частности, звуковых формул шаманских песнопений применяется акустический код традиционной культуры, рассмотренный нами в пространственно-звуковом аспекте. Акустический код, отличающийся многогранностью функций, включает широкий спектр звуков от природных, натуральных до строго организованных звуковых текстов (вербальных и музыкальных). В звуковом пространстве кочевников сформировалась особая информационная модель или звуковая картина мира, в которой звук имел важное сакральное значение связи человека с природой и космосом. Звук голоса шамана, звучание шаманского бубна хэсэ, бряцание железных подвесок и серебряных колокольчиков на шаманской шубе, символизирующих духов-помощников во время шаманского камлания создают звуковое пространство, в котором звук имеет магическую силу влияния на человека и окружающий мир.
Одной из важных функций акустического кода является структурирующая функция звука, «способного определенным образом организовывать время и пространство» [10, с. 48]. Если звуковое поведение кочевников формировалось в определенной акустической среде – степи или открытом пространстве дуунай газар, как бы предлагающие свои звуковые образы и особые звуковые впечатления, то совсем иначе обстоит дело с формированием звукового пространства музыки буддийского культа. Учитывая внешний фактор, закрытое пространство буддийского монастыря дацана, не позволяющее звуку буддийских мантр распространяться далеко за пределами храма, акцентируем внимание на внутреннем факторе, звуковой вертикали буддийских мантр и песнопений, посвященных различным буддийским божествам. Она объединяет три мира Вселенной (верхний, средний, нижний) через магическую связь звуков мантр, достигающих рая Будды Амитабхи, волшебной мифической страны обитания богов (Шамбала, Диваажан, Сукхвати). У монгольских народов божественный рай известен как Сухаваадиин орон, санскритское название страны богов и бодхисаттв, куда можно попасть только путем накопления добрых деяний [2, с. 54].
По сведениям исследователя традиционной музыки калмыков Г.Ю. Бадмаевой, атрибутами рая Будды Амитабхи являются «великолепные дворцы, семь прудов с лотосами, певчие птицы и музыкальные самозвучащие инструменты, описанные в различных сутрах из Трипитаки (сборника канонических сочинений) и запечатлены на фресках IX-X веков из пещер близ китайского Дунь-Хуаня и иконах XII-XIII веков из тангутского города Хара-хото» [1, с. 241].
В описании звукового пространства нижнего мира автор приводит старинную калмыцкую легенду, записанную немецким ученым Б. Бергманом еще в 1804 году: «Некий человек, побывавший там по ошибке и отпущенный на землю, возвратившись домой, рассказал людям, что слышал игру на скрипке, флейте, домбре, барабане и свирели. Но более всего его очаровали песни о Джангаре в сопровождении домбры, из-за которых ему захотелось навсегда остаться там. Однако владыка нижнего мира Эрлик-хан в награду за перенесенный страх разрешил этому человеку выбрать понравившуюся песню и распространять ее в земном царстве, но только после благословения гелюнга (священнослужителя). Так появился первый сказитель эпоса (джангарчи), которого можно назвать первым музыкантом» [там же, с. 243]. Из содержания легенды выясняется, что нижний мир также как и верхний наполнен звуками чудесной музыки и напевами сказаний, на происхождение которых наложена печать буддийской традиции. В отличие от калмыцкой версии происхождения эпоса и эпических традиций, бурятский героический эпос имеет ранние корни происхождения и насчитывает более чем тысячелетнюю историю.
Проводя параллели с традициями монголов, считаем уместным рассказать монгольскую легенду о слепом Тарвае, записанную в сомоне Дуут: «15-летний Сохор Тарвай (Слепой Тарвай) заболел оспой и одноулусники (односельчане), думая, что смерть неминуема, оставили его одного умирать. Он умирает, душа его попадает к Эрлик-хану, владыке ада, но тот отпускает его душу, поскольку не пришло еще время мальчику появляться перед ним. В качестве компенсации за ошибку и напрасный страх Эрлик-хан дарит ему умение петь, прекрасный голос. Но в то время, пока тело мальчика лежало неподвижным посреди степи, птицы выклевали ему глаза, и он стал слепым – Слепым Тарваем» [9, с. 34]. Таким образом, в обеих легендах отражаются мифологические представления о том, что владыка нижнего мира наделяет героев музыкальным талантом (прекрасным голосом, знанием народных песен, мастерским владением игры на музыкальных инструментах), снискавшим им славу первых сказителей и музыкантов.
В изучении звука буддийских песнопений бурят необходим комплексный анализ закодированного музыкального языка буддийского ритуала. Однако в музыкальном анализе буддийских песнопений важно рассмотреть семантическое содержание звука и звуковых кодов. В решении обозначенной проблемы необходимо на базе методов семиотического и музыкально-лингвистического анализа, позволяющих сегментировать музыкальные тексты буддийских песнопений, изучить феномен звука в мантрах Маани.
Мантра – (санскр. «стих», «заклинание», «волшебство») в переводе с тибетского ngags означает «сохранять, избавлять», очевидно, избавлять ум и сознание от страданий и болезней. Звук мантры обладает очищающим и гармонизирующим свойством, способным положительно влиять на окружающий мир и организм человека. Каждая мантра представляет собой сочетание слогов и звуков, которое соответствует разным энергетическим полям человека и вызывает в нем определенный резонанс. Для восстановления нарушенного энергетического баланса, часто являющегося причиной различных болезней, применяется лечение звуками лечебных мантр.
У буддистов особой популярностью пользуется магическая мантра, состоящая из шести слогов ОМ МА НИ ПАД МЕ ХУМ. Её произносят, перебирая четки, буддисты всех национальностей на всех континентах мира. Это одна из ранних буддийских мантр впервые встречается в тантрийских текстах III в. н.э. В религиоведческой литературе часто ее пишут в виде четырех слов: Ом мани падме хум и переводят «Ом, ты сокровище на лотосе» (санскр. мани – «драгоценность, жемчужина», падма – «цветок лотоса») [3, с. 198]. В этой мантре заключен глубокий сакральный смысл и она адресована буддийскому божеству Авалокитешвара, олицетворяющего сострадание ко всему живому на земле. Каждый из шести слогов ассоциируется с одним из шести миров Вселенной: миром богов, миром воинственных небожителей асуров, миром людей, миром животных, миром вечно голодных демонов прета, миром ада [там же]. Причем такое трехуровневое деление Вселенной (верхний, средний, нижний миры), наполненной звуками и звучаниями, создает, как было отмечено выше, звуковую картину мира, которая представляет особую информационную модель традиционной культуры бурят.
Каждый слог в данной мантре имеет символическое значение и их произнесение или пропевание должно сопровождаться медитацией. Например, наиболее значимый в мантре первый слог ОМ символизирует сострадание и каждый медитирующий должен внутренним взором увидеть буду Авалокитешвару в белом одеянии. Кроме того, спокойный слог ОМ создает «долгую и приятную, как жужжание пчелы» мелодию [8, с. 53-54]. Слог МА вызывает видение будды Вайрочана в синем, символизирующем полное спокойствие, НИ – видение будды Ваджрасатва белого цвета (очищение), ПАД – видение будды Ратнасамбхава желтого цвета (созерцание), МЕ – красный Амитабха (уничтожение заблуждений), ХУМ – зеленый Амогасиддхи (трансцендентное мышление). По мнению буддистов, достижение состояния просветления при созерцании последнего слога может привести к наивысшей результативности этой мантры [3, с. 199].
Таким образом, звукосимволическое значение каждого слога мантры очевидно, и каждая мелодия – это акустически выраженная эмоциональная характеристика генерирующей ее мантры, оказывающей влияние на человека.
Одним из важных направлений в изучении феномена звука является исследование лечебных мантр в традиционной тибетской медицине, в которой используется целостный системный подход. Поскольку лечебные мантры поются или произносятся нараспев, достигается исцеление звуком. Думается, исследование генезиса лечебных мантр будет способствовать выявлению соответствия определенных слогов и звуков энергетическому балансу человека и даст возможность изучить степень влияния звука мантры на разных уровнях (акустическом, психологическом, энергетическом). Кроме того, в дальнейшем исследовании необходимо уточнить вопрос корреляции слова и звука в буддийских песнопениях, вербальных и ритмических формул лечебных мантр. Безусловно, этой проблеме необходимо посвятить специальное исследование.
Список литературы:
- Бадмаева Г.Ю. Музыка буддийского космоса // Музыка народов мира: проблемы изучения: Материалы междунар. науч. конф. – М., 2008. – Вып. 1. – С. 241-245.
- Будажапова Л.Б. Буддийские термины в бурятском языке // Санжеевские чтения 5: Материалы науч. конф. Улан-Удэ, 2003. – Ч. 2. С.53-56.
- Буддизм. Словарь / сост. Абаева Л.Л., Андросов В.П., Бакаева Э.П. и др.; под общ. Ред. Жуковской Н.Л. – М., 1992.
- Дашиева Л.Д. Буддийские песнопения бурят: к вопросу жанровой типологии // Память мира: историко-документальное наследие буддизма: Материалы научно-практ. конференции. М.: РГГУ, 2010. – С. 196-201.
- Дашиева Л.Д. Буддийские музыкальные инструменты // Земля Ваджрапани. Буддизм в Забайкалье. Научное издание. – М.: ИПЦ «Дизайн. Информация. Картография», 2008. – С.546-551.
- Дондупов Д.Д. К вопросу о музыкальной составляющей буддийского ритуала в Бурятии // Музыка и ритуал: структура, семантика, специфика: Материалы Международной научной конференции. – Новосибирск, 2004. С. 447-451;
- Дондупов Д.Д. Музыкально-обрядовый комплекс бурятской буддийской службы Сахюусан (хранителей веры) // Вестник Томского государственного университета. Бюллетень оперативной научной информации «Сибирское музыкознание: актуальные аспекты исследования». 2006. № 100. Декабрь. – С. 93-102.
- Дорже Р., Эллигсон Т. Дамару тайного ритуала чод (исследование в области символики музыкальных инструментов) // Ж. «Гаруда», 1996. № 1. С. 51-59.
- Кульганек И.В. Мир монгольской народной песни. – СПб: Петербургское Востоковедение, 2001. – 224 с.
- Народное музыкальное творчество: Учебник / Отв. ред. О.А. Пашина. – СПб: Композитор, 2005. – 568 с.[schema type=»book» name=»БУДДИЙСКИЕ ПЕСНОПЕНИЯ БУРЯТ: ЗВУКОВОЙ АСПЕКТ» author=»Дашиева Лидия Данииловна» publisher=»БАСАРАНОВИЧ ЕКАТЕРИНА» pubdate=»2017-03-31″ edition=»ЕВРАЗИЙСКИЙ СОЮЗ УЧЕНЫХ_30.04.2015_4(13)» ebook=»yes» ]