Автор по образованию инженер-физик (специалист по реакторному материаловедению) и всю жизнь проработал по специальности. Реакторное материаловедение возникло вместе с первыми атомными реакторами в конце 40-х годов прошлого века, до сих пор эта наука большей частью эмпирическая. Хотя процессы при столкновении отдельных облучающих частиц и отдельных атомов вещества достаточно хорошо известны, процессы, возникающие при облучении потоком частиц реакторных материалов приобретают качественно иной характер, поскольку количество падающих частиц и ядер атомов, ионов и электронов облучаемого материала настолько велико, что предсказать результаты их коллективного взаимодействия на основе знаний об единичных взаимодействиях теоретически невозможно. В отдельных видах такого взаимодействия, например, при нейтронно-физических расчётах активных зон ядерных реакторов удаётся получить хорошую точность результатов. Но для других видов расчётов (прочность, пластичность, распухание и пр.) результаты более скромные, и без многократной опытной проверки для использования на практике они не допускаются. Если в других областях физики, например, в квантово-волновой механике или космологии, физики давно столкнулись с проблемами, которые требуют решения не узко-физическими методами, а общетеоретическими, философскими, и обращение теоретиков квантово-волновой механики и космологии к философии вполне понятно, то в реакторном материаловедении такой этап ещё не наступил.
При том, что автор «рыться не имел охоты в хронологической пыли» стародавних философских систем, советская система образования за 5 лет институтских занятий познакомила с основами современной истории, философии, политической экономии, научного коммунизма и научного атеизма. После окончания института автор три года изучал философию дополнительно. Система советского образования по общественным наукам имела ряд недостатков: споры по нерешенным вопросам до студентов не доводились, а на острые вопросы давались уклончивые ответы, что создавало впечатление завершённости и беспроблемности этих наук. Из курса истории КПСС автор помнит лишь один вопрос, по которому преподаватель выразил своё мнение, несогласное с партийным решением: о передачи техники из МТС в колхозы. Правда, сделано это было через семь лет после партийного решения и через год после снятия Хрущёва; но главное в том, что преподаватель студентов не убедил. Даже студенты-горожане не могли понять, почему работать на земле должны казённым инструментом люди, не заинтересованные в результате работы.
А вот вопрос, почему студентов-философов не обучали адекватно методам естественных наук, в первую очередь, физики, а при изучении общественных наук не изучали, например, такой дисциплины, как источниковедение – вопрос загадочный. Из определения философии как «науки о наиболее общих законах развития природы, общества и мышления» [12] явно следует, что философы должны знать законы развития природы и общества и методы естественных и общественных наук. При этом философов и обществоведов (и не только их, но и, например, математиков и кибернетиков) никто специально не учил и не учит методике научных исследований и научной доказательности [2], ограничиваясь изучением формальной, метафизической логики. Почему только в философии одна из главных научных дисциплин – история предмета?
История физики и, тем более, конкретных физических дисциплин, не выделена в самостоятельный учебный предмет и излагается по мере необходимости в общем курсе. Хорошо это или плохо – разговор особый, но очевидно, что перекос в отношении к собственной истории у философов явно ненормальный.
Небольшое число законов диалектики и её категорий, их простота и доступность (их сложность вряд ли сложнее законов физики) создаёт обманчивую видимость легкости усвоения и применения их на практике. Однако, если число физиков (и теоретиков, и экспериментаторов), овладевших её законами, можно исчислять тысячами и десятками тысяч (хотя и в современной физике существует немало проблем, которые физики не могут решить, в том числе и из-за нерешённости ряда философских проблем), то безусловных диалектиков после Гегеля было трое: Маркс, Энгельс и Ленин. Специфика философии как науки о наиболее общих законах развития природы, общества и мышления такова, что наиболее общих законов существенно меньше, чем лиц, имеющих дипломы философов. Диалектиков частичных, владеющих диалектикой в ограниченных областях знаний, в естественных науках гораздо больше. В общественных же науках, особенно в философии, даже таких частичных диалектиков после Ленина можно насчитать по пальцам, и относиться к ним следует с большим вниманием. Автор считает, что четырёх философов: М.А.Лифшица, Э.В.Ильенкова, А.А.Фетисова и В.А.Вазюлина обойти в этом списке нельзя, и именно к их творчеству автор будет, в основном, обращаться. Не случайно, что у них есть последователи даже сейчас, когда марксистская философия не поощряется.
Фактически философские факультеты выпускали и выпускают не философов, а историков философии, причём и как историков их обучают в ограниченном объеме. В частности, философы (а также политэкономы, литературоведы и др.), не имея достаточной подготовки по источниковедению, не всегда корректно обращаются к черновикам предшественников. Наиболее известный пример – изучение в школе произведения Пушкина, которое он бросил неоконченным (и не собирался завершать, причём не по цензурным соображениям, а по художественным), и известное нам как «Дубровский» (название дано литературоведами). Наиболее позорный случай произошёл, однако, в музыке: в качестве гимна России был взят черновой набросок из рукописей Глинки, на самом деле являвшийся записью мелодии, которую он хотел использовать в опере «Иван Сусанин» в качестве музыкальной характеристики польских захватчиков. И когда философы и другие специалисты обращаются к черновым наброскам, в том числе Ильенкова и Лифшица (и даже Маркса), как к окончательно сформулированным мыслям, и пытаются противопоставить ранние работы более поздним, то это не может не привести к ошибочным заключениям, поскольку при разработке некоторых идей их формулировки могут измениться не только в нюансах, но и в основе – вплоть до противоположного. Во всяком случае, у автора как поэта такие случаи происходили не раз, да и про Маркса известно, что он начинал как гегельянец и антикоммунист [7].
В своей незавершённой книге «Диалог с Эвальдом Ильенковым Лифшиц в свойственной ему иронической манере выразил сомнение в существовании профессии философа. «Как уже сказано, Ильенков был философом по профессии, если такая профессия существует. Во всяком случае, он ставил вопросы онтологические и гносеологические, искал решения их на почве диалектического метода, в садах истории философии и в других специально отведённых местах» [9]. Не случайно, что среди мест, где искал решение философских вопросов Ильенков, Лифшиц не упомянул жизнь природы и общества. А ведь именно там, а не в «садах истории философии» искали (и находили) решения великие философы от Аристотеля до Ленина.
Вспоминается характерная беседа с известным философом, во время которой автор обратил внимание профессора, что его точка зрения недостаточно диалектична. Маститый профессор обиделся, начал тонко выяснять, что собеседник читал у Гегеля. После чистосердечного признания в слабом знакомстве с книгами Гегеля, профессор укорил собеседника в том, что он, не читая Гегеля, судит о диалектике. В ответ профессору было сказано, что, кроме Гегеля, были другие великие диалектики, (Маркс, Энгельс, Ленин), а, кроме того, был великий диалектик, который Гегеля не изучал. Последнее утверждение привело профессора в замешательство – он такого великого диалектика не знал. На что автор ответил: «Гегеля не изучал Гегель: он искал и находил диалектику в жизни, а не в чужих книгах».
Одной из причин увлечения философов историей философии в России и некоторых других странах — чисто бюрократическая и относится вообще ко всему профессорско-преподавательскому составу (не только философскому). Бюрократическая задумка повышения уровня исследований за счёт льгот и показателей защищенных диссертаций привела к обратному результату. Чтобы получить прибавку к зарплате или сохранить за собой рабочее место, преподаватели стали мучиться над ненужными и непосильными публикациями, диссертациями и формальными аттестациями. В результате преподаватели иностранных языков в неязыковых вузах, задачей которых является обучение студентов практическому навыку – знанию иностранного языка, занимаются филологическими исследованиями сомнительной ценности. Пока не требуют научных изысканий у преподавателей физкультуры, живописи и балетной техники; а вот преподаватель философии стоит перед выбором: выявить новые наиболее общие законы развития природы, общества и мышления; применять уже открытые законы на практике или заняться историей философии.
Очевидно, что выявление наиболее общих законов развития доступно если и не гениям, то выдающимся учёным. Применять уже открытые законы на практике — более легкое дело, и большая часть преподавателей естественных и технических наук занимается этим делом. Но преподаватели философии не знают живой практики. Когда возникла задача материалистического объяснения эффектов теории относительности, то эту философскую задачу решили физики, а не философы. Академик В.А.Фок после десятка лет совместных заседаний с философами, поучающими материалистической диалектикой физиков, во время одного из семинаров в сердцах заявил: «Мы, физики, за десять лет овладели философией, а вы, философы, за это время нисколько не овладели физикой. Чему вы нас можете научить?».
В качестве примера уровня познаний философами элементарной физики приведу слова ученика Ильенкова С.Н.Мареева: «Нетелесны всякие физические поля, нетелесен свет. Вообще тело – это, строго говоря, механическая реальность» [10]. То есть, величайшее открытие физики двадцатого века, квантово-волновой дуализм де Бройля остался для Мареева вне поля зрения. В этой же книге Мареева и в рассматриваемой им работе Ильенкова «Космология духа» [4] немало других нелепых физических утверждений. Работа Ильенкова вся построена не на последних данных космогонии, а умозрительно выводится из общих законов диалектики и предположений Энгельса и Маркса полуторавековой давности. Когда во второй половине 19 века Энгельс писал о таких формах движения материи, как механическая, физическая, химическая, биологическая и социальная, то это деление соответствовало уровню знаний того времени. И если насчёт биологической и социальной форм движения материи сомнений нет, то вот насчёт выделения механической, физической и химической не всё так просто. С одной стороны, механика является составной частью физики, и выделение её в отдельную форму движения не так очевидно, как это было полтора века назад, поскольку по современным космогоническим представлениям механическая форма движения возникла позже других физических форм, и связь различных физических форм (полей) в настоящее время до конца не определена. С другой стороны, не так безусловно отделение химической формы движения материи от физической. Современная космогония не допускает существования на определенных этапах развития Вселенной высших форм движения материи: когда Вселенная состояла только из кварков, то о химической, биологической и социальной формах движения говорить бессмысленно.
Но автор не собирается утверждать, что у всех физиков с философией и методикой научных исследований полный порядок. Например, В.Б. Губин (физик) в своих работах ([2;3 и др.]) приводит немало примеров, когда незнание, непонимание или игнорирование известных законов диалектики заводит физиков в тупик. Например, известные физики Л.Д.Ландау и Е.М.Лифшиц, несмотря на обязательное в советское время изучение работы Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», в своем курсе «Теоретической физики» продолжали исходить из точечного характера элементарных частиц. А японец С.Саката, самостоятельно открывший для себя эту работу Ленина и взявший на вооружение философское положение «Электрон также неисчерпаем, как и атом», создал первую классификацию элементарных частиц. Саката, словно издеваясь над мэтрами советской теорфизики написал, перефразируя Ленина: «Нейтрино также неисчерпаем, как и атом» [11]. Да, система Сакаты оказалась несовершенной, но путь он выбрал верный; теперь теория строения прежних «элементарных» частиц из кварков является общепризнанной (хотя, естественно, не окончательной, ибо кварк также неисчерпаем, как и атом).
Открытие в начале ХХ века Смолуховским в термодинамике: «…кажущиеся необратимыми процессы в действительности являются обратимыми», то есть, известные термодинамические закономерности являются не законами природы как таковой, а зависят от наблюдателя, ограниченного временем, за которое процесс не успевает возвратиться в первоначальное состояние, не было научно опровергнуто. Однако именно из-за философских предрассудков Ландау и Лифшиц писали: ««…связывание физических законов со свойствами наблюдателя, разумеется, совершенно недопустимо». А в итоге: «Вопрос о физических основаниях закона монотонного возрастания энтропии остаётся … открытым»» [2, c.10-11], а вопросы согласования термодинамики и механики до сих пор не нашли своего физического и философского понимания. Губин, говоря о связи термодинамики и механики и верно утверждая, что «Редукционистской связи между макро- и микроуровнями нет. Макроуровень – термодинамика – появляется только как отражение некоторых результатов определенного обращения с элементами микроуровня» [2, c. 23] не обращает внимания, что его подход противоречит общепринятой со времён Энгельса классификации форм движения материи, в которой самой простейшей формой движения материи считается механическое движение тел [13]. Но у Губина микроуровень – это механическое движение частиц (молекул), от которого до движения тел – «дистанция огромного размера».
Не лучше дело обстоит и с более близкими для философов общественными науками. Если взять работу Ильенкова «Маркс и Западный мир» [4, с.156-170], то, отбросив философские мелочи, она один в один излагает (на языке, приноровленном для западного интеллектуала — то есть без таких имманентно присущих марксизму понятий как «классы», «диктатура пролетариата») концепции сталинского «Краткого курса…»: советский социализм строится «по-Марксу» и является диктатурой пролетариата; государство диктатура пролетариата превращается в общенародное государство; недостатки объясняются «пережитками частной собственности» и даже «добуржуазных, докапиталистических форм»; у нас всё будет хорошо! Как получилось – известно…
Вазюлин, характеризуя Великую Октябрьскую социалистическую революцию как раннюю социалистическую революцию, а социализм в СССР как ранний, движущей силой ранних социалистических революций видел промышленный пролетариат; а «адекватной революционной силой образования позднего социализма могут стать работники автоматизированного производства» [1]. То, что революцию в день взятия власти Советами 25 октября 1917 года Ленин охарактеризовал как «рабочую и крестьянскую», что подавляющее большинство населения страны было крестьянским, а в последних работах Ленин говорил не только о рабоче-крестьянском государстве, но и об опоре партии на два класса, наши обществоведы видеть не хотели; перерождения совместной диктатуры рабочего класса и крестьянства (мелкой буржуазии) в мелкобуржуазную диктатуру не заметили (поскольку это требует отхода от заданных схем), и продолжали слепо следовать в русле сталинского «Краткого курса…» (несмотря на проклятия в его адрес).
И если Лифшиц, Ильенков и Фетисов не решили этот важнейший вопрос сами и не дожили до появления объяснений характера советского социализма и причин его поражения, то Вазюлин не смог понять и признать уже готовое решение этих вопросов, опубликованное автором в журнале «Просвещение» (автор дарил Вазюлину свои работы) ([5; 6 и др.]). Фетисов подходил к решению ближе, но скорее чувствовал характер перерождения мелкобуржуазного социализма, чем дал его анализ [13]; именно поэтому, когда вольные философы отделывались обидными, но терпимыми притеснениями, Фетисова держали за решеткой – между прочим, по заключениям-доносам учёных-экономистов.
Возвращаясь из «садов истории философии» на грешную землю, автор хотел бы обратить внимание коллег на следующие практические моменты. Философию как науку общественную, затрагивающую классовые интересы, за время её существования пытались превратить в софистику, «служанку богословия», схоластику, форму классовой борьбы буржуазии против феодализма или пролетариата против капитализма, а то и вовсе в пустопорожнюю болтовню (дискурс). И если в советское время то значение, которое придавалось философии и другим общественным наукам (являвшихся обязательными предметами для изучения во всех учебных заведениях), логически вытекало из задач формирования всесторонне развитой личности, то в настоящее время такой цели у системы образования в России и других странах капиталистической периферии нет. При общей тенденции по разрушению отечественных экономик и превращения их в сырьевой придаток империалистических стран политика этих правительств непоследовательна и всячески маскируется.
С одной стороны, «выступая на конференции, прошедшей в рамках … форума «Селигер-2007» … министр образования Андрей Фурсенко посетовал, на оставшуюся с советских времён косную систему в своём ведомстве, упорно пытающуюся готовить человека-творца. Ныне же, по мнению министра, главное – вырастить потребителя, который сможет правильно использовать достижения и технологии, разработанными другими» [8]. Исходя из такого подхода вполне закономерно, что для производства более «дешевых» специалистов желательно сэкономить на не очень нужных для «потребителя» предметах, и голоса о необходимости сократить или исключить преподавание общественных дисциплин на необществоведческих специальностях отнюдь не редки.
С другой стороны, нельзя забывать, что современная система образования (включая высшее) является мощным орудием капиталистической пропаганды и культурной деградации. Поскольку переучивать, ломая уже закрепленные стереотипы, труднее, чем учить, то для предотвращения самостоятельного изучение философии и других общественных наук по нежелательным для правящего класса источникам преподавание препарированных «философий» может сохраниться в системе высшего образования. Правда, в этой части у системы образования имеется мощный конкурент – средства массовой дезинформации населения, поэтому перспективы развития, например, системы философского образования нельзя считать окончательно определенными.
Список литературы:
- Вазюлин В.А. Выступление-обращение к греческим кружкам по изучению революционной теории //Просвещение, №1, 2013, с.5-11
- Губин В.Б. О физике, математике и методологии М.: ПАИМС, 2003.
- Губин В.Б. О науке и лженауке М.: Изд-во РУДН, 2005.
- Ильенков Э.В. Философия и культура М., Политиздат, 199, с.415-437.
- Исайчиков В.Ф. О причинах поражения социализма // Просвещение, 1995, №1, с.6-19.
- Исайчиков В.Ф. Советский социализм как частный случай мелкобуржуазного социализма // Просвещение, 2009, №2, с.27-36.
- К.Маркс, Ф.Энгельс Соч. Т.1., с.115-118.
- «Литературная газета», 08.08.2008.
- Лифшиц Мих. Диалог с Эвальдом Ильенковым М.: Прогресс-Традиция, 2003, с18.
- Мареев С.Н. Э.В. Ильенков: жить философией М.: Академический проект; Трикста, 2015, с.125
- Саката С. Новые представления об элементарных частицах //Вопросы философии, 1962, №6, с. 129-140.
- Словарь иностранных слов, М, «Русский язык», 1990, с541.
- Фетисов А.А. Товарное производство //Просвещение, №2, 1997, с.23-36.[schema type=»book» name=»ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ ПРЕПОДАВАНИЯ ФИЛОСОФИИ: ВЗГЛЯД ФИЗИКА» description=»Статья посвящена недостаткам подготовки философов и преподавания философии в СССР, их последствиям для физики, бюрократизации современной системы образования и месту философии в системе образования.» author=»Исайчиков Виктор Фёдорович » publisher=»БАСАРАНОВИЧ ЕКАТЕРИНА» pubdate=»2017-04-18″ edition=»ЕВРАЗИЙСКИЙ СОЮЗ УЧЕНЫХ_ 30.04.2015_04(13)» ebook=»yes» ]