Понятие терроризм появилось в конце 18-го века во Франции. Якобинцы употребляли его по отношению к себе в положительном смысле. В ходе Великой французской революции понятие «террорист» приобретает негативный оттенок, и впоследствии им обозначается любая система правления основанная на страхе. Почти до середины 20 столетия понятие «терроризм» употреблялось в расширительном смысле и обозначало почти весь спектр различных оттенков насилия. Лишь к 70-м годам оно обрело современный смысл и понимается как мотивированное насилие с политическими целями.
Терроризм – это не национальное, религиозное или региональное явление, он имел место быть во Франции и в России, в Японии и США, в Ирландии, Иране, Ираке, Ливии и т.д., и в 19-м и 20-м веках. Но современный терроризм, возникший после 70-х годов 20-го века, приобретает ряд особенностей связанных с демократизацией социальных отношений в целом и с невиданными ранее темпами и уровнем развития коммуникативных средств [1, с. 91].
Если ранее, например, в царской России, террористические акты предпринимались в основном против власть имущих персон, так как чиновник услышит требования террористов и адекватно отреагирует на них лишь в случае угрозы его личной безопасности. Судьба десятка крестьян или нескольких помещиков чиновника на колени вряд ли поставит. Сегодня судьба чиновника напрямую зависит от выборов, и он пойдет на многое ради стабилизации социальной обстановки и формирования выгодного для себя общественного мнения. Сегодня не нужно убивать хорошо охраняемого чиновника, не нужно террористический акт проводить именно в столице. Есть мощные СМИ «специализирующиеся» на террористических сенсациях, которые в силу именно демократических традиций мгновенно «оповестят» и сформируют общественное мнение. Именно они покажут последствия террористического акта в душераздирающих подробностях, т.е. в выгодном для террористов свете и проделают тем самым за них большую часть работы. Демократизация общества привела к трансформации и террористических методов, сделала более эффективными террористические акты против мирных граждан, которые виновны лишь в том, что являются гражданами демократического государства.
В 1945 году Япония продемонстрировала миру ноу-хау, новый вид оружия для осуществления террора – камикадзе. «Священный ветер», освободивший Японию в 14-м веке, в 20-м веке произвел действие несоизмеримое по последствиям. Террорист-смертник, как свежий ветерок, проникает в любое пространство и почти беспрепятственно выполняет свое предназначение. И если в Японии камикадзе выполнял священный долг каждого гражданина – защиту отечества, то в дальнейшем это оружие полностью перешло в руки террористов и служило их задачам и целям. Всплеск террора с участием террористов-смертников наблюдался в 60-70 гг.: в 1991 г. убийство Раджива Ганди, позже взрывы на автобусных остановках и кафе в Израиле, в Москве, и апофеоз, как считает мировое сообщество, 11 сентября 2001 г. в США.
Если раньше о терроризме можно было говорить как о локальном явлении, то в восьмидесятые, девяностые годы XX столетия он становится явлением мирового масштаба. Это объясняется расширением и глобализацией международных связей и взаимодействия между странами в различных областях. Глобализация способствует расширению и террористической деятельности [3, с. 149]. Возникают ее новые виды и формы, которые все больше увязывается с национальными, религиозными, этническими конфликтами, сепаратистскими и освободительными движениями.
Многие аналитики приходят к выводу, что в мир пришел «новый» терроризм. Террористы-самоубийцы были всегда, но лишь «новые» террористы поставили подготовку самоубийц «на поток». Их отличает крайний цинизм и неуважение к человеческой жизни. «Старый» был политическим, ставил перед собой конкретные задачи и не отличался религиозностью. «Старые» террористы были готовы к переговорам и обмену прекращения теракта на политические уступки. «Новые» террористы с религией «дружат», действуют без предупреждения и в качестве целей выбирают объекты, приносящие максимальное количество жертв.
«Новый» терроризм отождествляется многими с исламским терроризмом или ваххабизмом, хотя последний существенно ничем не отличается и имеет ту же природу: запугивание и шантаж для достижения определенных, чаще всего, политических целей. Именно он культивирует использование террористов-смертников или шахидов. Но, шахид – это совсем не обязательно человек-смертник или камикадзе, шахид буквально переводится как свидетель, то есть человек, после смерти попавший в рай и имеющий возможность увидеть Аллаха. Такая привилегия дается не каждому мусульманину, но в первую очередь погибшему в джихаде, т.е. в богоугодной войне с «врагами Аллаха и мусульман».
В религиозной исламской традиции понятия «смертник» нет. Исламские «камикадзе» – это сравнительно недавнее «изобретение» мусульманских экстремистских движений. Хотя, какие-то основания в самом исламе этому явлению найти можно. Исламские «камикадзе» связаны с доктриной джихада и вытекают из культа «мученической смерти Аллаха». Чтобы понять исламский терроризм, нельзя не учитывать особенности ислама как религии, хотя у многих исследователей есть желание отделить и резко противопоставить ислам как религию и терроризм, который, дескать, лишь рядится в исламские одежки. Да, Коран допускает мирное сосуществование с неверными, т.е. не мусульманами, но оправдывает истребление последних, если они являются «врагами Аллаха и мусульман». Война за веру и, в частности, джихад является обязанностью мусульманина, а смерть «ради Аллаха» — наилучший путь в рай. Так, например, шейх всемирно известного исламского университета Аль-Азахар Мухаммед Саид ат-Тантави говорил, что «тот, кто взрывается среди врагов, притесняющих его, и защищает свои права, является шахидом. Единственное, что я не могу принять, это взрыв среди детей, женщин или стариков, которые не имеют отношения к войне, так как это не соответствует духу рыцарства, к которому призывает шариат».
Но современный исламский терроризм «специализируется» именно на взрывах и именно среди невоюющего гражданского населения, среди женщин, детей и стариков. И этому есть объяснение, связанное с изменившимися социальными условиями, с демократизацией социальных отношений и развитием коммуникативных средств. Идеологи «ваххабизма» объясняют это тем, что у них «свой» ислам и «свой» шариат. И, видимо, они правы – у них именно «свой», а не традиционный ислам. Этому свидетельство – шахидки, так называемые «черные вдовы». В своей статье «Культ вынужденных убийц» («Los Angeles Times», США от 04 февраля 2004 г.) Ким Мерфи приводит многочисленные, убедительные примеры вербовки «черных вдов». Статья не оставляет сомнений в том, что главный мотив чеченских террористок-смертниц – ненависть, идеология, принуждение и страх. О религиозных, мусульманских корнях данного явления свидетельствует лишь внешняя атрибутика, скрывающая далеко не религиозные мотивы. Внушение, шантаж, гипноз и наркотики — это основной инструмент для вербовки и подготовки шахидок-смертниц. Сама тактика использования террористок женщин-смертниц, пишет израильская пресса, возникла случайно. Первая девушка взорвалась по ошибке, но положительный резонанс закрепил это явление в нерелигиозных формированиях, например, «Бригаде мучеников аль-Аксы», и лишь позже, в чеченских формированиях.
Хотелось бы верить, что это именно так, что террористами становятся люди, которым нечего терять, а наркотики и внушаемость – лишь методы вербовки; что «ваххабизм» и религия здесь «ни при чем»; что членство в террористической организации – это плата за обретенный социальный статус, за самоуважение и власть, которых эти люди были лишены в обычной жизни. Но, это все лишь социальные основания терроризма, которые искоренимы социальными же средствами. Гораздо сложнее противостоять религиозным основаниям. А они есть. Саудовская Аравия – центр исламского мира. Мекка и Медина, место рождения и погребения пророка Мухаммеда, находятся здесь. Хранителями этих священных мест являются именно ваххабиты, представители пуританского религиозно-политического течения в исламе, которое возникло во 2-ой половине 18 в. и названного по имени жившего тогда реформатора Мухаммеда ибн Абд аль-Ваххаба.
Само название современного исламского терроризма – «ваххабизм» связывает терроризм с древней традицией исламской культуры. Эти традиции и многие положения Корана используются экстремистами в оправдание своих действий. Причем, эти действия чаще всего носят в целом не антихристианский и не религиозный характер, а связаны с политическими и с некими глубинными, культовыми для исламской культуры устоями. Так Израиль, например, «виновен» в захвате «мусульманской Палестины», где находится Храмовая гора и мечеть Аль-Акса. Америка – в том, что является оплотом Израиля и средоточием «мирового зла», т.е. «безбожной» материалистической цивилизации. Индия в опале из-за Кашмира, Россия – из-за Чечни и Сирии, Сербия из-за Боснии, Эфиопия из-за Эритреи.
Терроризм – это не театр, как считают некоторые американские исследователи (Брайн Дженкинс, например), это не продолжение политики (как война, например) — это сама политика. Терроризм — это одна из современных форм именно политической активности, которая стала наиболее эффективна в условиях демократических социальных отношений.
Практически все террористические акты производились с целью «быть услышанными», чтобы довести до мировой общественности свои требования и свои взгляды, чтобы продемонстрировать перед вероятными спонсорами и возможными последователями свои возможности. Подобные действия являются атрибутом политических действий и политических партий, и отдельных их представителей, пусть и разными, более «мирными», средствами, но с одинаковой целью – «быть услышанными». Пока о тебе говорят – ты политик, со всеми благами, спонсорами и властными атрибутами. Пока о тебе говорят – ты террорист, все с тем же набором характеристик. Например, на Корсике террористы добиваются отделения острова от континентальной Франции. В Стране Басков требуют свободы и независимости от Испании и Франции. И даже в Британии «Революционная армия …» призывает к обособлению.
Мотивы и цели, как террористов, так и политиков в демократическом государстве во многом совпадают. Главное — заручится поддержкой как можно большего числа сторонников: избирателей (или последователей), соратников, спонсоров. И средства достижения цели — одинаковы в диапазоне от «кнута» до «пряника». Более того, современный терроризм является наиболее радикальным и эффективным средством влияния на общественное мнение. И в этом осуществлена его основная социальная функция, как неотъемлемого и эффективного инструмента современной политики.
В свете сказанного задача по уничтожению терроризма сегодня равносильна задаче по «уничтожению» политики или глобализации. «Уничтожать» нужно не террористов, а идею терроризма и социальную среду ее порождающую. Но, сегодня эта идея многим странам близка. Значительная часть арабского мира и не только, отождествляет власть не только с силой, но и с насилием. Насилие часто является одним из методов продвижения демократии и в западном мире. В этих социальных условиях терроризм не является инородным, а становится частью политической традиции и политической культуры. Недаром многие исследователи определяют терроризм как метод, посредством которого организованная группа или партия стремится достигнуть провозглашенных ею целей преимущественно через систематическое насилие. Причем, партия может быть и оппозиционной и правящей, а насилие не только вооруженным, но и экономическим, и политическим, и информационным. Сегодня происходит концентрация больших финансовых средств в руках террористов; срастание терроризма с наркобизнесом и торговлей оружием; ряд государств предоставляет террористам проживание, базирование и политическое убежище.
Двадцать первый век – век высоких технологий, не только избирательных, не только промышленных, но и ядерных. Не без основания общественность обеспокоена последствиями, если ядерные технологии или готовое оружие попадет в руки террористов. Пока нас уверяют, что это невозможно чисто технически. Сама технология производства ядерного оружия и мирного использования ядерной энергии исключает это. Но, как мы видели, терроризм совершенствуется, приспосабливается к использованию современных социальных и избирательных технологий, и довольно успешно ставит их на себе службу .
Оружие массового поражения в руках террористов – возможная ситуация, которая пугает нас. Оружие массового поражения в руках политиков – реальная ситуация. Странная и отнюдь не надуманная дилемма особенно в свете современной политической реальности, порождающей терроризм и использующей его как наиболее действенный политический инструмент. Ведь и политик бывает не толерантным и радикально настроенным. Сегодня политик не воспитывается к политической деятельности с младенчества, включая и морально-нравственный аспект. Политик — это любой человек с «харизмой» и совершенно непредсказуемой мотивацией, который воспользовался демократическими технологиями, далеко не столь совершенными, как например, в ядерной промышленности [2, с. 1].
Список литературы:
- Спирин А.Д. Лики современного, терроризма // Анализ феномена терроризма. Четвертые кузбасские философские чтения: материалы междунар. науч. конф. – Кемерово, 2006
- Спирин А.Д. Предсказуемость как фундаментальное понятие бытия человека // Философия как вечная актуализация смысла. Международный день философии ЮНЕСКО в Кузбассе-2010: сб. науч. ст. по материалам заочной российской конференции. — Кемерово, 2010.
- Щенников В.П. Терроризм и глобализм // Анализ феномена терроризма. Четвертые кузбасские философские чтения: материалы междунар. науч. конф. – Кемерово, 2006[schema type=»book» name=»ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННОГО ТЕРРОРИЗМА» description=»В статье предпринята попытка выявить особенности терроризма в условиях демократизации и глобализации. Автор приходит к выводу, что в этих условиях терроризм становится важнейшим инструментом проведения внешней и внутренней политики.» author=»Спирин Александр Дмитриевич» publisher=»Басаранович Екатерина» pubdate=»2016-12-17″ edition=»euroasia-science_6(27)_23.06.2016″ ebook=»yes» ]