Изучение центральноазиатской кочевой культуры в самых разных областях современного научного знания – экономики и права, философии и религии, литературы и искусства, этики и этнопсихологии – позволяет говорить именно о цивилизации кочевничества, цивилизации в значении некой культурно-исторической и пространственно-временной целостности, отличающую ее от иных, известных нам культурно-исторических целостностей (цивилизаций) Запада и Востока. Вопросы кочевой цивилизации в последнее время являются в Казахстане одними из самых дискутируемых не только в исторической, но и связанных с ней гуманитарных науках (этнология, историческая культурология, философия истории, философия культуры, социология и др.)
Начавшееся еще в середине 90-х годов исследование цивилизационных параметров казахской культуры показывает, что именно кочевой образ жизни явился главным этнообразующим фактором в процессе формирования казахов в этнокультурную общность [2, с.245-247]. Но, как известно, в большинстве из возникших к началу ХХ века теорий человеческих цивилизаций не анализируются социально-экономические и историко-культурные основы собственно кочевых обществ: основатели этих теорий (Н.Данилевский, О.Шпенглер, А.Тойнби и др.) отказывают этим обществам в цивилизационном начале («негативные творцы истории», «божий кнут» или «неразвитые», «застывшие» общества).
Однако поиски современной методологии, способной раскрыть внутренние закономерности и самобытность истории и культуры кочевых народов, видимо, вполне закономерно подводят ученых именно к цивилизационной парадигме, которая позволит в будущем осуществить целостный и системный анализ не только этно-исторических и социо-культурных процессов, но и самых различных сторон материальной и духовной жизни традиционного кочевого общества. «Цивилизационные аспекты мировой истории сейчас подвергаются столь интенсивному обсуждению, что с каждым днем становится все более очевидным, что без и вне цивилизационного контекста осмысление истоков кочевого общества … заранее обречено на неудачу», – писали историки еще в 1996 г. [1, с.6].
Определяя культурно-исторический тип кочевой цивилизации как классический, исследователи характеризуют ее (цивилизацию) следующим образом: «… расположенная на стыке Европы и Азии… она по праву может считаться первоначальным очагом зарождения и расцвета цивилизации Великой степи, в течение последующих нескольких веков превратившейся в цивилизацию нового типа, которой были свойственны все более или менее значимые характеристики первоначального цивилизационного ареала: зачатки определенной экономической основы, хозяйственно-культурные районы, раннегосударственные формы этногенеза, городской культуры и т.д. Именно она в последующем стала центром сначала скифо-сакской, потом тюрко-казахской, а затем казахской государственности» [1, с.90 ].
В целом аналитический обзор современных работ в области исторической науки Казахстана позволяет говорить о сложении цивилиографического направления в данной науке. Большим вкладом в формирование данного направления является монография А.Оразбаевой «Цивилизация кочевников евразийских степей» [4], в которой исследовательница обосновывает именно такое (вынесенное в заглавие книги) определение кочевой цивилизации Центральной Азии.
Опираясь на античные письменные источники, результаты археологических раскопок и выводы антропологов о «непрерывности генетической преемственности» в изучаемом регионе, А.Оразбаева говорит о цивилизации кочевников евразийских степей (ЦКЕС) как целостном организме – несмотря на полиэтничность состава насельников евразийских степей (индоевропейские и монгольские расово-генетические компоненты): «Происходившие на ее территории историко-этнологические, миграционно-метисационные, демографические и прочие процессы, коренным образом не изменили ее облика, а соответственно, и типологию (выделено нами – Г.О.), так как была сохранена самобытность кочевого образа жизни, под которым следует понимать культуру не только хозяйственной деятельности, но и жизнеобеспечения, соционормативную и духовную культуру» [4, с. 173].
Глубинная преемственность традиций в кочевой культуре отражает генетическую тождественность системы «самой себе» (С.Акатаев) на всех ее исторических этапах. Так, три эпохи, обычно выделяемые в истории и культуре центральноазиатского кочевничества – «ранних» кочевников в древности (саки, массагеты, хунны, усуни), средневековых «классических» (древнетюркские, тюркские и монгольские племена VI-ХIV в.в.) и «поздних» (казахские ханства ХV-ХVIII в.в.) – представляют собой некую единую спираль с обозначенными историей «витками», стремительно развернутую и сжатую (к началу ХХ века) в космическом времени-пространстве. Эти «витки» и есть взаимообусловленные и взаимосвязанные между собой структуры ЦКЕС (по А.Оразбаевой), которые определяют три этапа цивилизации: 1) генетическая (сако-гуннский период), 2) функциональная (тюркский период) и 3) трансформированная (собственно казахский период). Причем, в последней структуре, по мнению А.Оразбаевой, содержатся «атрибуты» и генетической, и функциональной структур. Поэтому, несмотря на волнообразную смену в зоне степей разных по наименованию кочевых конфедераций (саки – гунны – тюрки – монголы – казахи), неизменным остается само «ядро» ЦКЕС.
Преемственность различных этапов истории и культуры ЦКЕС (сако-гуннского, тюркского, казахского) отразилась и в преемственности ее традиций, стиля, программы, которые сохранились как в самой культуре, так и казахской традиционной музыке. Именно музыкальная культура, по нашему мнению, очень хорошо демонстрирует на сегодня «в снятом виде» социокультурный опыт кочевого общества, пронеся через века как поразительную целостность культуры, так и ее ментальность, архетипы, коды. Продемонстрируем это на конкретных примерах.
- Наличие определенных типов музыкальной деятельности в обществе находятся в зависимости от исторического этапа и типа культуры. Тотальный синкретизм жизненных сфер в кочевом обществе казахов определил как «всеобщность» и «всенародность» фольклора и профессионального искусства (стоящего вне классов и социальной стратификации общества), так и разомкнутую систему их функционирования [3]. Структура кочевой культуры, специфика спиралевидного развития цивилизации обусловили саму сущность и устойчивость во времени основных типов носителей казахского традиционного музыкального и музыкально-поэтического искусства, его видов и жанров, полнокровное существование которых вплоть до наших дней свидетельствует о цикличности процессов и явлений в традиционной культуре казахов.
- Исследование генезиса, семантики и образного содержания вербальных текстов казахских кюев-легенд (кобызовых, домбровых и сыбызговых) обнаружило в них следы древнейших верований и обрядов, мифологических образов и культов, относящихся к самым ранним эпохам истории и культуры народов Центральной Азии, что свидетельствует о сохранении ее (культуры) архетипов и кодов.
- В традиционной музыке казахов, как и многих тюркских и монгольских народов, существуют инструментальные наигрыши, кюи-легенды с названиями животных и птиц. Их обилие связывается в первую очередь с охотничьим и скотоводческим бытом этих народов, однако такие «музыкальные посвящения» животным и птицам характеризуют, естественно, не только хозяйственно-производственную деятельность людей. Анималистические образы у тюрко-монгольских народов следует трактовать прежде всего как образы тотемов – первопредков тех или иных родов и племен, образы священных (киелі) животных – символов благополучия, жизненной силы и удачи (құт) [5]. Из культа тотемных и священных животных (магическая обрядовая практика умилостивления духов) идет богатейшая традиция звукоизобразительности на тюрко-монгольских музыкальных инструментах.
- Ладовая модель, обнаруженная в древних квинтовых кюях казахов (домбровых и кобызовых), кюях для сыбызгы и шанкобыза, аналогичных пьесах для хордофонов, аэрофонов и идиофонов тюрков Южной Сибири, восходит к той же самой (натурально-звукорядной) системе, которая лежит в основе горлового пения тюркских и монгольских народов. Главной конструктивной особенностью фактуры здесь является двухголосная вертикаль, в которой обертоновая мелодика накладывается на базовое звучание бурдона (основного тона), являющегося фундаментом и источником инструментальной мелодики. Акустическая модель натурального звукоряда и вытекающее из нее бурдонное двух- и многоголосие позволяют говорить об особом музыкальном складе и, шире, – музыкальном мышлении восточно-тюркских и монгольских народов.
- Л. Халтаевой был сделан вывод о том, что процесс зарождения и развития бурдонного многоголосия в многообразных исполнительских формах не является достижением отдельных музыкальных культур региона: бурдонное многоголосие, составляющее саму суть, сердцевину и с т и л е в у ю о с н о в у музыки тюрко-монгольских народов, является своеобразным отражением их космологии [7]. По мнению же В.Сузукей [6], можно наблюдать некую своеобразную «устную теорию», самореализующуюся в виде б у р д о н н о –
о б е р т о н о в о г о звукового сигнала (кода), который изначально заложен в физической природе звука. Поэтому сама музыка тюркских народов с достаточной степенью достоверности и неоспоримости своеобразного «звукового документа» выступает как один из источников исторической информации по этногенезу этих народов [6, с.366]. В. Сузукей полагает, что элементы устойчивого единства в тюркских культурах, не разрушенного на протяжении столетий, свидетельствуют об единой музыкальной цивилизации, возникшей в период исторической общности древних тюрков в эпоху кочевых империй [Там же].
В целом на материале инструментальной музыки восточных регионов Казахстана, как и тюркских и монгольских народов Центральной Азии, блестяще подтверждается идея о гомогенности как самой системы кочевой цивилизации, так и элементов ее культуры (в т.ч. музыкальной).
Список литературы:
- Абенов Е.М., Арынов Е.М., Тасмагамбетов И.Н. Казахстан: эволюция государства и общества. Алматы: Институт развития Казахстана, 1996. – 390 с.
- Масанов Н.Э. Кочевая цивилизация казахов. – Алматы-Москва, 1995. – 320 с.
- Омарова Г.Н. Казахский кюй: культурно-исторический контекст и региональные стили: Автореф. дисс. … доктора искусствоведения. — Ташкент, 2012.
- Оразбаева А.И. Цивилизация кочевников евразийских степей. – Алматы: «Дайк-Пресс», 2005. – 168 с.
- Раимбергенова С.Ш. Древняя инструментальная музыка казахов (на материале домбровых кюев): Автореф. дис. … канд. иск. – Ташкент, 1993.
- Сузукей В. Музыкальная культура Тувы в ХХ столетии. — М.: Издательский дом «Композитор», 2007. – 408 с.
- Халтаева Л.А. Генезис и эволюция бурдонного многоголосия в контексте космогонических представлений тюрко-монгольских народов. Автореф. дис. … канд. иск. – Ташкент, 1993. – Улан-Удэ: Изд-во ОАО «Республиканская типография, 2015. – 176 с.[schema type=»book» name=»ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ ПАРАДИГМА В ИЗУЧЕНИИ МУЗЫКАЛЬНЫХ КУЛЬТУР КОЧЕВНИКОВ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ (на примере казахов)» description=»Цель – рассмотреть традиционную музыку казахов в широком культурно-историческом контексте, включающем в себя цивилизационные параметры кочевой культуры. В связи с этим выдвигаются в первую очередь методы комплексного и системного изучения традиционной музыки, а также – метод сравнительно-типологического изучения музыкальных культур народов Центральной Азии. На основе работ историков (в частности, монографии А.Оразбаевой) автор поднимает вопросы цивилизационной парадигмы в изучении традиционной музыки казахов и других родственных народов. В статье делаются следующие важные выводы: а) музыкальная культура казахов очень хорошо демонстрирует «в снятом виде» социокультурный опыт кочевого общества, пронеся через века поразительную целостность культуры, ее архетипы и коды; б) в музыке тюрко-монгольских народов сохранились признаки устойчивого единства музыкального мышления, свидетельствующего об единстве цивилизации, возникшей в период исторической общности народов в эпоху кочевых империй.» author=»Омарова Гульзада Нурпеисовна» publisher=»БАСАРАНОВИЧ ЕКАТЕРИНА» pubdate=»2016-12-28″ edition=»euroasia-science.ru_26-27.02.2016_2(23)» ebook=»yes» ]