Поскольку автор – не профессиональный филолог, и к тому же не уверен, что поэту или писателю обязательно кончать Литературный институт, то и писатель он не дипломированный. Он должен честно признаться, что имеет слабое представление, как следует писать статьи по филологии. Литературную критику он, разумеется, иногда читал, но никогда не задавался вопросом, а как правильно её писать? Поэтому он представляет статью, как ему кажется, неправильную по форме и спорную по содержанию. Но у неё, несомненно, имеется одно достоинство – она лишена литературоведческих фантазий о том, что думал поэт, поскольку литературовед и поэт – одно и тоже лицо (и у него ещё не отшибло окончательно память о том, что он думал, когда вымучивал свои стихи и прозу ).
Прежде, чем приступить к анализу пушкинской темы в собственном творчестве, автор считает необходимым определить своё отношение к Пушкину и к некоторым идеям пушкинистов. Автор полагает, что в литературоведении назрел серьёзный кризис, и неудовлетворённость состоянием в пушкинистике – одно из проявлений общего кризиса литературоведения. Несомненно, что литературоведение не стоит на месте и в нём постоянно совершаются открытия новых фактов и отношений, но отсутствие адекватных обобщений не превращает нагромождения фактов и мнений в стройные и доказанные концепции. А когда это всё-таки происходит, то не всегда эти новые открытия и концепции воспринимаются академическим сообществом. Например, по словам Виктора Тена, его концепции (изложенные, например, в книге [13]) с трудом пробиваются через заслоны пушкинистов.
Но следует признать, что в современном российском обществе, переживающем серьёзнейший культурный кризис, и сам Пушкин с трудом пробивается к читателю. Для многих в России «солнце русской поэзии» ещё не взошло [7, с.257]. Но автор рассчитывает на тех, кто не безразличен к литературе и Пушкину. При этом статью о литературе автор хочет начать историей из музыкальной жизни.
Известный французский композитор Гуно так описал историю своего отношения к Моцарту: «Когда мне было 20 лет, я говорил: «Гуно! Гуно!». Когда мне исполнилось 30 лет, я уже говорил: «Гуно и Моцарт!». Когда я достиг 40, я говорил «Моцарт и Гуно», а дожив до 50, я говорю «Моцарт! Моцарт!».
Хотя стихи и прозу автор начал писать серьёзно не в совсем молодом возрасте, но его отношение к Пушкину было неизменным: «Пушкин! Пушкин!» Это и неудивительно. В жизнь автора Пушкин вошёл в раннем детстве. Как нетрудно догадаться, сказками, которые читала мать или её младшие сёстры. В памяти не сохранилось, в какой последовательности их читали, и какие впечатления они производили; но абсолютно точно, что первая книжечка, которую автор прочитал самостоятельно – это «Сказка о рыбаке и рыбке»: тоненькая синенькая книжечка из серии «Мои первые книжки» с иллюстрациями Конашевича издания 1953 года (или чуть раньше) [7, c. 247]. Сколько раз она перечитывалась впоследствии – сказать невозможно… Поэтому никаких попыток «сбросить Пушкина с корабля современности», как сто лет назад это делали футуристы, автор не предпринимал ни в азарте молодости, ни в желчности старости. И чем более он пытается понять Пушкина, нашего самого потаённого поэта, тем больше понимает, что в нём есть много загадочного и нераскрытого.
При том, что несть числа попыткам измерить Пушкина на свой аршин — часто очень уж мелкими выглядят эти аршины. Ещё чаще за этими попытками не чувствуется ни любви, ни понимания Пушкина, а мелкое желание использовать великое имя в своих низменных интересах.
В частности, если говорить о его политических взглядах, то тут особо много недалёких или подлых трактовок. Если в первые послереволюционные годы примитивные советские литературоведы убого трактовали Пушкина как антимонархиста, антиклерикала и сторонника дворянских либеральных революционеров-декабристов (что лишь частично отражало его взгляды и стремления), то лизоблюды нынешней антикоммунистической буржуазной власти готовы записать его в монархисты и чуть ли не в крепостники (что совсем не отражало взгляды Пушкина).
И если Пушкин говорил «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань», если нельзя топором вырезать миниатюру из слоновой кости, то так же невозможно единолично оценивать гения людьми, чей интеллектуальный и моральный уровень (и уровень знаний) сильно отличаются от пушкинского: «Смотри, дружок, не выше сапога»; только коллективно (да и то не всегда) удаётся по крупинкам выявить глубину его мыслей.
Совершенно не случайно, что наиболее яркие образы великих людей создаются не десятками воспоминаний их знакомых, слуг, соседей, сослуживцев и друзей, а воспоминаниями людей близкого им уровня таланта и интеллекта. Ромен Роллан, в творчестве которого главное место занимают образы творческих личностей, таких, как резчик Кола Брюньон или композитор Жан-Кристоф, считал, что лучшими произведениями М.Горького были его воспоминания-портреты Л.Н.Толстого и А.П.Чехова (мы можем добавить также портрет В.И.Ленина). Хотя воспоминаний о Толстом, Чехове и Ленине – толстенные тома, однако они лишь дополняют отдельные черты и детали к портрету, данному великим писателем.
Утвердившееся в литературоведении отношение к Пушкину только как к писателю, является следствием узко-профессионального мировоззрения литературоведов, которые не способны проанализировать и оценить другие стороны его творчества — как учёного, журналиста, общественного деятеля.
О том, что Пушкин интересный учёный-историк, литературоведы обычно догадываются, но их догадки зачастую касаются поверхностных явлений: Пушкин написал «Историю Пугачёва», писал «Историю Петра», а остальное так, беллетристика: сюжет «Бориса Годунова» в части гибели царевича Димитрия основан на недостоверной версии; в «Полтаве» обыграны преимущественно любовные и личностные линии, и т.д. Но вот ответить на вопрос, почему Пушкин так и не написал «Историю Петра», литературоведы убедительно не могут.
Не стала предметом серьезного литературоведческого изучения и журналистская деятельность Пушкина. «Современник»- отнюдь не прообраз «толстых» литературных журналов (кстати, не умирающих сейчас только из-за государственной поддержки): Пушкин заказывал статьи о паровозах и железных дорогах, а в литературных журналах нет места для популяризации науки. Наоборот, если вспомнить печально известную антинаучную статью о Чернобыльской трагедии Алеся Адамовича [1], то лучше бы нынешние «толстые» журналы вообще не вспоминали о науке и технике… В этом смысле направленность пушкинского «Современника» ближе к направленности ленинского популярного журнала «Просвещение», в котором научные статьи соседствуют с беллетристикой (разумеется, при иных пропорциях). И, как главный редактор журнала, автор заявляет, что эту линию он будет проводить и впредь [10].
И об общественной деятельности Пушкина литературоведческая наука далека от понимания её направленности. Общепризнанные версии об отношении Пушкина к декабристскому движению далеки от реальности: Пушкина якобы оберегали от вступления в тайные общества сами декабристы. Но существование «тайных обществ» было далеко не тайной, и если бы Пушкин сам хотел активно включиться в их деятельность, то он бы, несомненно, нашёл способ сделать это.
Нельзя не согласиться с выдающимся писателем А.Платоновым, который в 1937 году писал в статье «Пушкин — наш товарищ»: «…Существуют доказательства, что декабристы сами не привлекали Пушкина к активной роли в движении, отчасти ради сохранения его великого поэтического дара, отчасти из понимания, что Пушкин не годится для их мужественной работы по особенностям своей личности. Это со стороны декабристов. А как думал Пушкин? Считал ли он декабристов — не только по их мировоззрению, но и по их объективному значению, по их связи с исторической судьбой русского народа — вполне подходящими для себя, вполне соответствующими его знанию и чувству исторической жизни России…
Мы хотим поставить вопрос, не обладал ли Пушкин более точным знанием и ощущением действительности, чем декабристы…» [11].
Автор должен честно признаться, что ссылку на книгу Платонова он нашёл в интернете, и первое, что его обрадовало – Платонов назвал Пушкина нашим товарищем (а автор – в одном из выступлений – другом [4]). Но, с другой стороны, было обидно, что статья Платонова забылась автором, при том, что её он читал после выхода книги литературной критики тридцать пять лет назад, и эта книга есть в его библиотеке. Удивительно то, что две рецензии из этой книги врезались в память намертво. Почему остались в памяти размышления о басне И.Крылова «Стрекоза и муравей» и о книге «Как закалялась сталь» Н.Островского – автор может сказать определенно: из-за необыкновенной точки зрения Платонова. Почему забылись слова о Пушкине? Возможно, они были восприняты как должное, как своё.
Литературоведы не уделяют достаточного внимания тому, что во время «южной ссылки», в Кишинёве, у Пушкина были тесные отношения с «первым декабристом» (по определению Н.Эйдельмана) [14] умницей и поэтом В.Ф. Раевским, который пытался вести революционную пропаганду среди солдат и сержантов. Эта работа оказалась безуспешной: солдатская (крестьянская, патриархальная) масса не созрела для революции, а опираться на «сотню прапорщиков» (как оценивал декабристское движение ещё один умница и поэт, А.С. Грибоедов) было безнадёжным делом. Когда Пушкин понял это, в его творчестве наступил кризис, который ясно выражен в стихотворении: «Я вышел рано, до зари».
Обходят вниманием они и тот факт, что Пушкин отказался продолжать литературно-политическую полемику с арестованным за три года до восстания Раевским (которого, он, кстати, предупредил о готовящемся аресте). Со стороны находящегося на свободе Пушкина было бы бессердечным убеждать арестанта, что его борьба политически безнадёжна. Кстати, Платонов очень тонко подметил: «А в дворян, в своих “соплеменников”, Пушкин верил очень слабо: образа дворянина-декабриста поэт не создал и не пытался его создать, он прославил декабристов лишь, так сказать, дидактически (“Во глубине сибирских руд…” и другие стихотворения). Он знал, видимо, другую, свою цену декабристам, отличную от нашей оценки их» [11].
Не менее характерно, что литературоведы, начиная с В.Г. Белинского, не уделяли должного внимания факту, что якобы озорная безделушка, поэма «Граф Нулин», посвящена на самом деле глубоко научному вопросу о роли личности в истории, и только в последние годы понимание этого произведения приближается к замыслам Пушкина.
А ведь Пушкин в поэме дал намёк, так полтора века не понятый, что он вполне разделяет самые передовые исторические концепции того времени о роли классов в общественных явлениях. В багаже легкомысленного графа упомянута среди парижских безделушек лишь одна книга, граф ехал «с опасной книжкою Гизота». Гизо – французский теоретик классовой борьбы, книги которого Пушкин имел в своей библиотеке (последнюю из них он купил в долг за несколько недель до гибели).
Историческое совпадение — Пушкин окончил рукопись «Графа Нулина» в день восстания на Сенатской площади, на которой он мог быть в этот день, если бы не вернулся с дороги. И этот вопрос: «Почему Пушкин вернулся?», до сих пор не разрешён литературоведами, склонными верить объяснению самого Пушкина, который объяснил своё возвращение «нехорошими» приметами: якобы по дороге ему попался монах, а дорогу перебежал заяц. Но это отговорка или придумка для легковерных и суеверных: самое обыкновенное дело встретить монаха, проезжая мимо соседнего монастыря, а зайца – через поля.
Поскольку автор оказался в похожей ситуации (только без монахов и зайцев ), то трудно не провести аналогию с собственными впечатлениями. В сентябре 1993 года автор был секретарём ЦК партии «Союз коммунистов». Во время государственного переворота Ельцина партия выступила против узурпации власти законно отстранённым президентом. Однако Хасбулатов и Руцкой никаких шагов в сторону рабочего класса даже не обещали; Верховный Совет РСФСР не пользовался необходимой поддержкой масс: в его защиту в десятимиллионной Москве собиралось не более нескольких десятков тысяч человек; ни один трудовой коллектив в стране не объявил антиправительственную забастовку; ни одна воинская часть не выступила с оружием в защиту демократии; анпиловские «баррикады» на Садовом кольце были бы просто смешными, если бы не были провокационными. Об уровне серьёзности хасбулатовых и руцких можно привести один пример (со слов секретаря ЦК «Союза коммунистов» С.Степанова): на одном из многочисленных «круглых столов» в полуосаждённом «Белом Доме» сторонники Верховного Совета предложили … разработать новую конституцию! На заседании ЦК партии автор выступил против того, чтобы официально поддержать Верховный Совет РСФСР, и заявил, что ввязаться во внутриклассовую борьбу буржуазии при этих условиях коммунисты не должны, и подставлять людей в интересах хасбулатовых и руцких мы не можем. Но мы не можем и запретить членам партии участвовать в борьбе и в пропаганде партийной точки зрения в массовом движении. ЦК в своём большинстве поддержал эту точку зрения.
Но автор не только политик, но и писатель. То, что осуждалось политиком, писателю хотелось увидеть живыми глазами. Но политик взяд верх: поскольку было интересно узнать положение не только в столице, но и в стране, поэтому на 3 октября автор напросился в служебную командировку в город за тысячу километров от Москвы, а не на демонстрацию и прорыв блокады «Белого Дома». Там, в тихой провинции, где не было никаких следов политической борьбы между законным парламентом и внезаконными правительством, автор по гостиничному телевизору и увидел расстрел «Белого Дома». К сожалению, автору неизвестно, отражены ли достойно события этого времени в художественной литературе. Единственную пьесу, написанную по свежим следам событий, написал замечательный американский журналист, коммунист, Майкл Дэвидоу. Она была сыграна на сцене одного их московских кинотеатров полулюбительской труппой во время предвыборной кампании в Госдуму Н.И.Рыжкова, но пьеса крайне слабая. Участник обороны «Белого Дома» анархист В.Платоненко написал повесть; одну из первых её редакций Платоненко дал на отзыв автору; повесть тоже слабая (но, кажется, была всё-таки опубликована).
Полагаю, что и у Пушкина перед восстанием декабристов была аналогичная дилемма: хотелось посмотреть глазами писателя на события; и понимание учёного, что возможное выступление горстки либерально-демократических дворян не может победить феодально-дворянское самодержавие. Пушкин не мог не понимать, что в случае восстания он мог быть только с восставшими – по долгу дружбы; что один дополнительный (и не очень умелый) штык не усилит ряды восставших, а неизбежная кара за деяния, которые он не может поддержать как учёный, не только прервёт его творчество, но и не позволит использовать талант на благо народа.
Хотя Саша Пушкин годится автору в сыновья, в своем литературном, журналистском и научном творчестве он регулярно обращается к Александру Сергеевичу, и думает, что довёдётся ещё не раз поучиться у Пушкина – или мысленно побеседовать с ним.
В творчестве Викфё Исмихая пушкинская тема отражена в следующих формах: упоминание о Пушкине [2, с.12; 6, с.10; 8, с.42; 5, с.18, с.33, с.46]; использование образов и цитат Пушкина [7, с. 97,113,142,354; 3, с.3, с.15, с.34; 9, с.27; 6, с.13, с.24, с.32, с.38, с.70; 5, с.28, с.30]; Пушкин является героем [7, с.12; 4], рецензия на книгу о Пушкине [12]. При этом к творчеству Викфё Исмихая отнесены не только произведения, опубликованные под этим псевдонимом, но и произведения, опубликованные под другими псевдонимами (или без них). Это облегчит участь будущих литературоведов, поскольку число псевдонимов автора превышает три десятка, и он сам иногда их забывает. В то же время упоминания, использование образов или цитирование Пушкина в публицистических и научных произведениях автора в содержании данной статьи не отражено.
Поскольку сатирические рассказы Викфё Исмихая появились, в основном, раньше его стихотворений, то Пушкин и его образы и строки появились раньше в его прозе, а не в поэзии. Самое значительное обращение к образу Пушкина произошло в рассказе «Поединок», в котором Пушкин является одним из героев, а цель и задача рассказа вполне прозрачна – высказать негативное отношение к творчеству литературных прощелыг вроде Тимура Кибирова и его коммерческой группы. Кстати, в качестве иллюстрации рассказа использованы рисунки и автограф Пушкина.
Можно отметить также, что автор обращался к подходам Пушкина к иллюстрациям стихов [3, с.3]; к творчеству И.С.Баркова [2, с.12], литературному переводу [6, с.10]., или книгам, например: «И, наконец, какими бы умными ни стали приборчики, я пока не могу себе представить, чтобы в смертный час можно было бы проститься с ним со словом: «Прощай, друг!». А Пушкин простился так со своими друзьями-книгами… [6, с. 13].
И естественно, что в стихах не только регулярно упоминается Пушкин, но и встречаются цитаты или образы Пушкина. Например, в стихотворении «История Жижицкого края» нельзя было не упомянуть нашего земляка:
…Прекрасны псковские просторы,
Известны всем Синичьи горы –
Там Пушкин время проводил,
И вдохновенье находил,
И путь земной здесь завершил… [8, c.42].
Не менее естественным было для автора и упоминание Пушкина в следующем стихотворении:
* * *
За эрэфию я погибать не стану –
Государство воров и убийц.
Им владеет банковская стая
Жадных буржуинов-кровопийц.
Где-то есть Россия и другая —
Та страна, где Саша Пушкин жил;
Ломоносов, ум свой изощряя,
Изумлялся бездною светил.
Где деды мои пахали землю
С лошадёнкой не жалея жил.
Где я майской соловьиной темью
Женщину без памяти любил.
Этот мир придётся защищать,
От врагов, решивших убивать. [5, с.33].
В следующих стихотворениях использованы образы или цитаты Пушкина (в том числе точные).
* * *
Чтобы писать о лаврах Арагона,
О пальмовых ветвях из Палестины,
Не обязательно брести песком пустыни,
И покидать брега родного Дона.
Чтобы мечтать о персях девы милой,
Не обязательно видать её нагую;
Мелькнёт из-под покровов легкокрылых
Одна лишь пяточка – а тело дорисую. [6,с.32]
* * *
Когда-то ямбы от хореев
Я безупречно отличал.
Теперь же, рифмами болея,
Не чту метрических начал.
…. [6, с.38]
Музе
…
Любовь живительней, чем влага
В пустыне знойной и скупой.
Она не пагуба – но благо,
Жить одному – то грех большой.
… [5, с.30]
Мыслишки по случаю ремонта дивана
Не береги свою кровать!
На ней приятственно дремать
И нежно обнимать подушку.
Но слаще обнимать подружку,
Шептать ей ласков на ушко,
И делать с нею заодно,
Что всем известно уж давно [3, с.15]
Стихотворение по случаю дня рождения, приходящегося под Старый новый год.
Мороз и солнце. День чудесный.
Но к небу голову поднять
Мешает не недуг телесный –
Мыслишек крохотная пядь:
… [3, с.34]
* * *
Хорошо иметь в доме кошку:
Ты сидишь, она клубочком свернулась.
Не жалеешь молока в плошку –
Под рукой спина упруго прогнулась.
Но нет у меня кошки…
Хорошо иметь в доме собаку:
Ты придешь – она хвостом завиляет,
Отщипнешь мясной кулебяки –
За заботу пёс всерьез уважает.
Но нет у меня собаки…
Хорошо иметь в доме жену:
Хоть она хвостом не виляет,
Никогда не признает вину,
И, бывает, что вовсе облает…
Но нет у меня жены…
А живу я с золотой рыбкой;
Та молчит и глаза таращит,
Никогда не одарит улыбкой,
И корыта в дом не притащит…
[9, с.27]
Герой
В героях сам поэт не волен:
Герой выходит из толпы.
И если нет в толпе героя,
Что от поэта ждёте вы?
Идейный образ на ходулях
Озвучит пару звонких фраз,
Как Ленский, смерть найдёт от пули,
Чтоб скукой не прикончить вас.
… [4]
Праздник
Праздники придумали рабы,
Чтобы не пахать на господина,
Чтоб не есть постылые бобы,
Разогнуть натруженную спину.
Праздники придумали попы
Чтобы чаще вкусно нажираться,
Черева раздуть, набить зобы,
Подношениями чаще наслаждаться.
Лучший праздник – завершенный труд,
Когда слово точно встало к слову,
Дворцы стоят на месте халабуд,
Стальной блохе приладили подкову.
Чтобы воскликнуть, как один акын:
«Ай да Пушкин, ай да сукин сын»! [5, с.28]
При том, что на тему «памятник нерукотворный» писали, начиная с Горация, многие поэты, но несомненно, что самое воздействующее в русской литературе – это стихотворение Пушкина. А поскольку автор прожил уже гораздо больше того, на что он может рассчитывать впредь, то желание подвести итог жизни, хотя бы предварительный, вполне естественное.
И хотя свой «нерукотворный памятник» автор видит не столько в литературе, сколько в науке, но представляет на суд читателя то, что получилось.
Памятник
Я тоже памятник воздвиг нерукотворный;
Не льщу надеждой, что прочнее пирамид,
И нет желания главою непокорной
Парить над частоколом мёртвых плит.
Свободный человек живёт среди свободных,
Здесь равенство возвышенных царит;
Не раб страстей, не властелин подобных,
Огонь любви то тлеет, то горит.
Хочу добро творить в земной и бренной жизни.
Но если внук не превзойдёт меня,
То силы тёмные главенствуют в отчизне,
И свет угас священного огня.
Пусть честный путь младенца с колыбели
Ведёт до старости к величественной цели. [6,c.70]
А завершить доклад хотелось бы отрывками из стихотворения, которое пишется уже не один год, не раз меняло название и содержание, и одним из главных героев является мой мысленный друг Саша Пушкин.
Мой лучший друг сегодня – Саша Пушкин
(Когда-то Александр Сергеич мне).
Как хочется на жижицкой опушке
Хоть в ясный день, хоть при седой луне
О жизни, дамах всласть потолковать,
Шампанским запивая – или пивом.
Нам нет нужды пыхтеть и токовать,
Иль умствовать учёно и уныло.
Предвижу, Саша рубанёт: «Нахал!
Зачем законы жанра нарушал?
Твои неглупые, но скучные стихи,
Хромают иногда на две ноги!
И в жизни у тебя нет твёрдой цели!
Ни разу с подлецом не дрался на дуэли!»…
…………………………………
«Ты, Саша, редкий шалопай!
Зачем судьбу вверял коварной карте?
Зачем закон игроцкий нарушал: «Играй,
Но, проиграв, не продолжай в азарте?»
Да и помещик Пушкин никакой,
Хозяйство вёл ни шатко, и ни валко.
Хотя поля позаросли травой,
Не бил крестьян своей чугунной палкой.
Приказчики твои – мошенники и воры!
Без них нельзя: лелеять помидоры
Не дело барское, как и вносить позём,
(Хоть много пользы для растений в нём).
…. [4]
Поскольку найти те образы и строки Пушкина, которые привёл автор, способен даже школьник, то он не видит необходимости разжёвывать читателям, откуда они взяты. Если же со временем появятся новые примеры, то не исключено, что автор дополнит статью в будущем. Но обещаний он не даёт.
Список литературы:
- Адамович Олесь «Честное слово, больше не взорвётся, или мнение неспециалиста» — «Новый мир», №9, 1988.
- Исмихай Викфё 14 строк М.; Из-во БФРГТЗ «СЛОВО», 2011, 70с.
- Исмихай Викфё Книжечка с картинками М.; Из-во БФРГТЗ «СЛОВО», 2009, 64с.
- Исмихай Викфё Мой друг Пушкин Марксистский Листок», №13-14, 2015.
- Исмихай Викфё Осенняя книга М.; Из-во БФРГТЗ «СЛОВО», 2014, 48с.
- Исмихай Викфё Путевые и непутёвые стихи М.; Из-во БФРГТЗ «СЛОВО», 2012, 72с.
- Исмихай Викфё Сатира политическая, юмор эротический и прочие выдуманные и невыдуманные чепуховинки. – 2-е изд., исправленное и дополненное, М.; Из-во БФРГТЗ «СЛОВО», 2011, 371с.
- Исмихай Викфё Седьмая книга М.; Из-во БФРГТЗ «СЛОВО», 2013, 72с.
- Исмихай Викфё Треугольное солнце М.; Из-во БФРГТЗ «СЛОВО», 2009, 75с.
- Нашему журналу – 20 лет! «Просвещение», №2, 2015.
- Платонов А. Пушкин – наш товарищ
- Последнее дело Пушкина «Просвещение», №1, 2012, с. 44-45.
- Тен В.В. Последнее дело Пушкина — изд. 3-е, исправленное, СПб, из-во Инсайт (Кирьянов И.В.), 2011, 408 с.
- Эйдельман Н.Я. Первый декабрист: Повесть о необыкновенной жизни и посмертной судьбе Владимира Раевского. – М.: Политиздат, 1990. – 399с.[schema type=»book» name=»ПУШКИНСКАЯ ТЕМА В ТВОРЧЕСТВЕ ВИКФЁ ИСМИХАЯ » description=»В докладе рассматривается пушкинская тема в творчестве российского писателя Викфё Исмихая, представленная самим автором, а также его отношение к некоторым литературоведческим работам, в том числе – в пушкинистике.» author=»Исайчиков Виктор Фёдорович» publisher=»БАСАРАНОВИЧ ЕКАТЕРИНА» pubdate=»2017-02-06″ edition=»ЕВРАЗИЙСКИЙ СОЮЗ УЧЕНЫХ_26.09.15_09(18)» ebook=»yes» ]