Когда-то в традиционном словоупотреблении под интригой понимались либо происки, скрытые действия для достижения неблаговидных целей, либо соотношение персонажей и обстоятельств, обеспечивающее развитие действия в художественном произведении. Общественное отношение к интриге в первом значении слова в конце ХХ – начале XXI вв. существенно изменилось. Если раньше её отождествляли с предосудительными действиями, то сейчас вполне допускается и вполне респектабельное интриганство. Ведь в реальной жизни выстраивать (плести) интриги, прогностически моделировать обстоятельства и возможные действия участников определённых процессов приходится не только писателям, сценаристам, аналитикам спецслужб, дипломатам и политикам, но и всем людям, ставящим перед собой цели и добивающимся их достижения в условиях столкновения интересов и множественности факторов, влияющих на конечный результат. Неблаговидность действий, как существенный признак интриги, стал относительным и зыбким. Важным оказывается только то, кто плетёт интриги, в каких целях, в чьих интересах, кто и что выигрывает или проигрывает, что получается в результате.
Именно так объясняла советская историография особенно одиозные проявления классового подхода и социальной инженерии первых лет советской власти. Нравственным считалось всё, что способствовало укреплению социализма. А некоторые зарубежные авторы, в частности американский историк Р. Кларк в книге «Ленин. Человек без маски», комментируя обвинения большевиков и их вождя в имморализме, макиавеллизме и коварстве, отмечали, что если исследовать приемы, применяемые в борьбе за власть и удержание власти западными партиями и правительствами с тем же внимаем к деталям, которое было проявлено к периоду создания советского государства, то оказалось бы, что это – лишь различие в методах и степени, а не разница между черным и белым [цит. по: 8, с. 35]. Очевидно, это действительно так. Однако ни в одной другой стране не претендовали на построение самого справедливого общественного устройства «чистыми руками», на насильственное построение светлого будущего всего человечества. И ни в одной стране мира народ не заплатил такую страшную цену за такое строительство.
В истории советского общества политического комбинирования разных уровней и масштабов было предостаточно. В определённом смысле оно возникло и эволюционировало в результате длинной череды удачных и неудачных интриг. Изучая его историю в таком контексте, необходимо обратиться в первую очередь к наиболее «информативным» его периодам и наиболее заметным действующим лицам. Несомненно, в общей истории постсоветских государств самыми социально содержательными были первые годы советской власти, наложившие неизгладимый отпечаток на весь последующий ход событий. Яркими примерами осуществленных, но впоследствии оказавшихся утопичными и разрушительными интриг первых лет советской власти были «всеобщая национализация» и предпринятая в 1918–1922 гг. сознательная, тщательно спланированная попытка полного уничтожения денег [см.: 11-12]. Взаимосвязь и взаимообусловленность этих процессов, их детали пока ещё изучены совершенно недостаточно. Практическую необходимость подобных исследований предопределяют переходное состояние постсоветских обществ и далеко не завершенная оздоровительная трансформация исторической памяти народа, индивидуальной и общественной идеологии и психологии. Многие до сих пор рассуждают о неприемлемости рыночных реформ, демонизируя само понятие рынка, забывая исторические связи современных процессов с политическими и нравственными эксцессами прошлого, в том числе с так называемым «социалистическим обобществлением».
В первые месяцы после «октябрьского переворота», как называли его сами большевики [см., напр.: 10], многие члены Совета народных комиссаров (СНК) и созданного в ноябре-декабре 1917 г. Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ) считали широкомасштабную национализацию преждевременной. На первых порах она применялась лишь по отношению к отдельным предприятиям как репрессивная мера против предпринимателей, не подчинявшихся рабочему контролю. Хотя практически и конструктивно мыслящие руководители понимали, что некомпетентному вмешательству в управление предприятиями «частичных работников», не обладавших знаниями техники и бухгалтерского учёта, технологической дисциплиной, трудно было не сопротивляться. Формальное обобществление, начатое по инициативе Ленина и осуществляемое под его нажимом вплоть до подписания Брестского мира, объективно ограничивалось и потребностями финансового обеспечения государства. Переход частных предприятий в собственность государства в тенденции не только суживал базу налогообложения, но и возлагал на дефицитный госбюджет непосильное бремя расходов по их финансированию. Рост убыточности национализированных предприятий в результате отстранения от управления ими предпринимателей и «буржуазных» специалистов, митинговщины, снижения производственной и трудовой дисциплины и по другим причинам был чреват усугублением финансового кризиса, усилением нагрузки на печатный станок и инфляции, дальнейшей деградацией экономики.
Общий, достаточно осторожный подход к национализации просматривается достаточно очевидно. Так, например, когда на заседании СНК 19 ноября 1917 г. И.В. Сталин предложил национализировать угольную промышленность, предложение было снято без обсуждения [6, с. 8]. На этом же заседании в ответ на запрос Московского совета о праве секвестровать заводы и фабрики ему было рекомендовано подходить к этому «с большой осторожностью, предварительно обсуждая всю техническую и финансовую конъюнктуру» [13, с. 99]. Тем не менее, скоординированные действия по национализации целых отраслей развернулись уже с начала декабря 1917 г. После нескольких встреч Ленина с рабочими, 6-го декабря СНК принял решение о национализации Богословского горного округа на Урале. На заседании высказывались опасения о преждевременности этой меры, поэтому соответствующий декрет Ленин подписал только 7 декабря. Причем одновременно с подписанием рабочими округа специальных обязательств, которыми они взяли на себя ответственность за повышение производительности труда, установление трудовой дисциплины и порядка, назначение заработной платы согласно действующим в данной местности тарифам, за охрану имущества и т. д. 8-9 декабря по такой же процедуре были конфискованы предприятия Симского горного округа. Делалось это в нарушение утвержденного СНК и ВЦИК декрета о ВСНХ, согласно которому подобные вопросы и решения должны были рассматриваться и приниматься этим главным экономическим органом и только затем проходить через СНК. Но в ВСНХ «придерживали» национализацию, причем воздействие на строптивых «экономистов» осложнялось отсутствием единоначалия в его руководстве. Члены президиума председательствовали на заседаниях по очереди, хотя доминировал претендующий и на формальное руководство Ю. Ларин (М.А. Лурье).
14 декабря были захвачены, а затем национализированы частные банки. В этот же день Ленин попытался провести через бюро ВСНХ свой проект декрета о социализации народного хозяйства, предусматривающий национализацию всех акционерных предприятий, аннулирование государственных займов, введение трудовой повинности и ряд других мер, но не добился успеха. Члены бюро не возражали против положений проекта, но высказывали сомнения в том, что всё предложенное можно осуществить сразу, на чем настаивал Ленин. Было решено поручить членам бюро более детально разработать отдельные части декрета. Как признавал впоследствии назначенный председателем ВСНХ В. Оболенский, и обсуждение, и затянувшаяся разработка деталей декрета являлись фактически саботажем [9, с. 14].
Тем не менее, вопреки позиции ВСНХ, в Совнаркоме началась подготовка национализации морского и речного торгового флота и нефтяной промышленности. Ленин требовал от посаженного им в «председательское кресло» Оболенского содействия, но тот упирался. Об этом свидетельствует его обращение в СНК с просьбой откомандировать в его распоряжение ответственного сотрудника наркомата внутренних дел с такой мотивировкой: ВСНХ «должен быть организован в большом масштабе, быстро и технически совершенно. Без такой организации всякие проекты национализации производства повиснут в воздухе и работники ВСНХ не смогут взяться за их проведение в жизнь» [3, c. 80].
В начале января 1918 г. ВСНХ было все же навязано участие в работе по подготовке национализации торгового флота. После ряда многоходовых комбинаций, в которые были вовлечены представители двух соперничающих профсоюзов моряков и речников, вопрос рассматривался на заседании СНК 17 и, особенно бурно, 18 января. Несмотря на просьбу членов ЦК Всероссийского союза моряков и речников передать решение вопроса намеченному на 20-ые числа Чрезвычайному Всероссийскому делегатскому съезду водников, несмотря на предложения Оболенского и и. о. наркома финансов В.Р. Менжинского сначала более детально рассмотреть финансовые стороны национализации, Ленин настоял на немедленной конфискации [см.: 4, с. 166-181]. Нелояльность по отношению к «руководящему мнению» названных ответственных лиц была достойно «вознаграждена». Председатель ВСНХ был послан в длительную командировку на Украину, а в коллегию НКФ решением ЦК РСДРП(б) был делегирован представитель левых эсеров М.А. Бриллиантов со статусом наркома [12, с. 31].
Тяжелые последствия национализации флота выявились уже к маю 1918 г. В докладе ВСНХ I съезду советов народного хозяйства А.И. Рыков говорил: «Теперь мы имеем громадный, готовый к действию флот, но, к сожалению, не имеем грузов, в противоположность железным дорогам, которые не могут перевезти тех грузов, которые им нужно перевезти, водный транспорт наоборот, не имеет грузов для перевозки. Национализация флота стоила до сих пор 178675000 рублей». На 1918 г. намечался убыток отрасли, превышающий 1,5 млн. рублей [14, с. 93].
В последних числах января 1918 г. активный сторонник ускорения национализации Ю. Ларин, возглавлявший секретариат хозяйственной политики ВСНХ, отдал очередное единоличное, не согласованное ни с кем указание о национализации акционерного общества «Электропередача». Президиум ВСНХ 26 января вынужденно подтвердил национализацию, потребовав, чтобы все конфискации отдельных предприятий производились впредь обязательно через этот орган. В тот же день, по согласованию с Лениным, Ларин был выведен из состава президиума, но уже в феврале его статус был снова повышен: возглавляемый им секретариат хозяйственной политики преобразовали в комитет. Впоследствии Ларин оставался инициатором и «пламенным мотором» формального обобществления.
Вопрос о национализации нефтяной промышленности рассматривался на заседаниях СНК 27 января, 15 февраля (через неделю после первого обсуждения, так как переход на новый стиль уменьшил февраль на 13 дней), ставился в повестках дня 16, 18, 20 февраля, но переносился Лениным из-за того, что «не был извещен Гуковский», работавший до революции в нефтяных компаниях [7, с. 81]. Наконец, 1 марта СНК рассмотрел два документа: состоящее из 6 пунктов «Постановление ВСНХ о порядке и способах осуществления национализации нефтяной промышленности» и детально разработанный под патронажем Гуковского многостраничный проект декрета НКФ, в подготовке которого приняли участие «старые» специалисты нефтяного и финансового дела. Предлагалось не конфисковать нефтяные промыслы и предприятия по обработке, перевозке и оптовой торговле нефтью, а выкупить их, оплатив облигациями специального государственного займа. СНК отверг эту идею, принял за основу проект ВСНХ, но вместе с тем не отбросил полностью и проект НКФ. ВСНХ было рекомендовано учесть разработки НКФ при окончательной переработке документа, и эта рекомендация была учтена. 2 марта ВСНХ, подчеркивая необходимость должной организации нефтяного дела, принял постановление об учреждении должности главного комиссара над нефтяной промышленностью, а 8 марта назначил на эту должность Гуковского. На следующий день, накануне переезда правительства в Москву, на заседании СНК ему поручили подобрать хорошо знающих, опытных людей в комиссары по нефтяному делу. Чтобы закрепить «ценного работника» за собой, Ленин на этом же заседании провел постановление о назначении Гуковского заместителем наркома по делам финансов [5].
Назначение Гуковского знаменовало начало нового этапа экономической политики, характерного более осторожным, по крайней мере на словах, отношением к расширению рабочего контроля и национализации. И дело не только в том, что к началу марта уже достаточно наглядно проявились издержки рабочего контроля и неэффективность национализированных предприятий. Определенные ограничения на национализацию накладывал подписанный 3 марта Брестский мирный договор. Приложения к этому документу предусматривали введение принципа наибольшего благоприятствования для граждан, торговых, промышленных и финансовых обществ каждой из договаривающихся сторон на территории противной стороны, а также право граждан договаривающихся государств приобретать, владеть и управлять всякого рода движимым и недвижимым имуществом, равно как и распоряжаться им путем продажи, обмена, дарения, заключения брака, завещания или каким-либо другим способом [2, с. 125-128].
Ленин, добившись заключения «похабного» мира, не собирался надолго откладывать национализацию и другие социалистические преобразования. Наступление на автономность имущих слоёв населения продолжалось. Так, 24 апреля СНК принял, а 27 апреля президиум ВЦИК утвердил декрет «Об отмене наследования», в котором всё имущество уходящих из жизни на сумму свыше 10 тыс. руб. провозглашалось государственным достоянием РСФСР [1, c. 185-190]. Через месяц, 20 мая, президиум ВЦИК утвердил декрет «О дарениях», который признал недействительным всякое безвозмездное предоставление имущества на сумму свыше 10 тыс. руб. Им предписывалось оформлять дарения на сумму от 1 до 10 тыс. руб. нотариальными или судебными актами [1, c. 290-294]. Это соответствовало теоретическим заветам основоположников марксизма, но и здесь сказалось влияние Брестского договора. Так пытались предотвратить фактическую и фиктивную передачу собственности русских предпринимателей подданным Германии, чтобы уберечь её от национализации. Ленин оказался в чрезвычайно сложном положении. С одной стороны, ему нужно было демонстрировать точное выполнение договора, скрывать от Германии свою приверженность ускорению коммунистических преобразований, создать внешнюю видимость изменения прежнего курса, направленного на уничтожение частной собственности. А с другой стороны, демонстрировать верность идеям социализма и коммунизма своей партии, критикам-коммунистам и социалистам слева и справа.
Наиболее значимой и опасной для Ленина была критика со стороны партийно-хозяйственного актива, прозвучавшая на съезде советов народного хозяйства. Вопрос под названием «Экономические последствия Брестского договора» был первым в повестке дня съезда. Основной докладчик К. Радек сформулировал возможную альтернативу: «воссоздать частное капиталистическое хозяйство или платить выкуп, чтобы отделаться от немецких граждан, которые в многолетних хозяйственных отношениях с Россией сделались владельцами русских предприятий». В заключение своего доклада Радек сделал и более широкое обобщение: «Важно одно: чтобы съезд… доказал, что за нашей экономической политикой кроется не маленькая группа идеологов, которые, привезши из-за границы свои коммунистические планы, витают в облаках и хотят сверху искусственно начать строительство экономической жизни России, а стоят широкие массы, которые свою жизнь хотят строить только на коммунистических началах, только на началах, отвечающим интересам трудовых масс России» [14, с.16, 22]. Подразумевалось, что последним – интересам трудовых масс – соответствует именно национализация промышленности и банков. Хотя один из профсоюзных реалистов А. Лозовский заметил, что этим интересам отвечает не строительство жизни на коммунистических началах, а такая прозаическая вещь, как улучшение привычной жизни. Другой реалист из профсоюзного руководства – Д.Б. Рязанов, назвавший надежды на европейскую революцию детской мечтой, добавил: «В настоящее время советская Россия представляет собою больше объект, чем субъект международной политики» [14, с.105].
Для Ленина было принципиально важно доказать обратное, преодолеть внешние и внутренние препятствия, сдерживающие давно уже намеченную им национализацию всей промышленности, укрепить свой разваливающийся авторитет, демонстративно освободившись от германского влияния. И он в очередной раз проявил свой выдающийся талант политического комбинатора, социального инженера и психолога, разработав план освобождения от германского влияния. Но это была уже другая интрига.
Список литературы:
1.Декреты Советской власти. Т. 2. 17 марта – 10 июля 1918 г. М.: Политиздат, 1959. — XI. 686 c.
2.Документы внешней политики СССР. Т. I (7 ноября 1917 – 31 декабря 1918) / Редкол.: И.Н. Земсков, С.М. Майоров, И.В. Садчиков и др. М.: Политиздат, 1957. — 771 c.
3.Дробижев, В.3. Главный штаб социалистической промышленности (Очерки истории ВСНХ, 1917-1932 гг.). М.: Мысль, 1966. — 285 с.
4.Журавлев, В.В. Декреты Советской власти 1917-1920 гг. как исторический источник. М.: Наука, 1979. — 399 с.
5.Известия ВЦИК. 22.III.1918.
6.Ленинский сборник XXXV. М.: Госполитиздат, 1945. — 379 с.
7.Ломов, А. Владимир Ильич в хозяйственной работе / А. Ломов // Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. В 10 т. Т. 5. М.: Политиздат, 1990. — С. 79-82.
8.Мельниченко, В.Е. Феномен и фантом Ленина (350 миниатюр) / В.Е. Мельниченко. М.: Чертановская типогр., 1993. — 255 с.
9.Оболенский, В. Из первых дней Высшего совета народного хозяйства / В. Оболенский // Народное хозяйство. 1918. № 11. — С. 11-14.
10.Октябрьский переворот и диктатура пролетариата. Сб. ст. / Н. Бухарин, В. Милютин, К. Радек, И. Сталин и др. М.: Гос. изд-во, 1919. — 324 с.
11.Ольшевский, В.Г. Деньги и становление советского общества / В.Г. Ольшевский // ЭКО. Экономика и организация промышленного производства. 1998. № 9. — С. 163-174.
12.Ольшевский, В.Г. Финансово-экономическая политика советской власти в 1917-1918 гг.: тенденции и противоречия / В.Г. Ольшевский // Вопросы истории. 1999. № 3. — С. 28-45.
13.Триумфальное шествие Советской власти: Документы и материалы. В 2 ч. Ч. 1. М.: Госполитиздат, 1963. — 340 с.
- Труды I Всероссийского съезда советов народного хозяйства. 26 мая – 4 июня 1918 г. (Стеногр. отчет). М.: ВСНХ, 1918. — XIII, 488 с.[schema type=»book» name=»ИНТРИГИ «ВСЕОБЩЕЙ НАЦИОНАЛИЗАЦИИ»: НА ПОДСТУПАХ К ДЕКРЕТУ СНК РСФСР ОТ 28 ИЮНЯ 1918 Г. » description=»В статье на основе переосмысления опубликованных источников анализируются малознакомые не только массовому читателю, но и многим обществоведам противоречия обобществления средств производства в первые годы советской власти, нередко приобретающие форму интриг в большевистском руководстве «социалистическим строительством». » author=»Ольшевский Валерий Георгиевич» publisher=»БАСАРАНОВИЧ ЕКАТЕРИНА» pubdate=»2017-01-09″ edition=»euroasia-science.ru_29-30.12.2015_12(21)» ebook=»yes» ]