Гносеологические и онтологические метафоры в истории науки

Введение

Эта статья посвящена истории метафор как непременных элементов научного мышления и языка науки. Мы построили довольно простую модель генезиса и функционирования метафор и попытались показать, что она позволяет описать историческое прошлое научных метафор и представить перспективы их эволюции.

Дж. Лакофф и М. Джонсон (George Lakoff and Mark Johnson) дают такое определение метафоризации: “The essence of metaphor is understanding and experiencing one kind of thing in terms of another.” [Lakoff and Johnson 1980, p. 5]. Исследователи рассматривают метафору не просто как важный, а как ключевой инструмент мышления: “If we are right in suggesting that our conceptual system is largely metaphorical, then the way we think, what we experience, and what we do every day is very much a matter of metaphor.” [Lakoff and Johnson 1980, p. 3].

Метафора репрезентует в нашем сознании и языке некоторую сложную сумму фактов. Это образ реальности. Метафоры стали главным средством отображения мира, как минимум, в рамках научного мировоззрения. Процесс познания непосредственно связан с конструированием и реконструированием, комбинированием и рекомбинированием умозрительных эссенций – метафор. Мы не можем мыслить иначе как посредством абстракций; а абстракции, по большей части, это метафоры.

Метафоры в структуре научного знания являются предметом для огромного числа исследований. Значимая роль метафор в конструировании смыслов приводит к столь же значимой роли метафор в языке науки. (Adúriz-Bravo, Revel Chion, and Pujalte 2014; Brown 2003; Darlan 2003; Eisenberg 1992; Malinowski and Thielmann 2015; Martin and Veel 1998). К. Ривес обращает внимание на неизбежность использования метафор для формулирования моделей, теорий, для научной коммуникации и обучения. (Reeves 2005). Исследователи обнаруживают метафоры в научных текстах по всем дисциплинам – например, в физике (Amin et al. 2012), медицине (Langslow 1999), биологии (Keller 1995), информатике (Osenga 2013). Конечно, метафоры весьма часто изучаются в контексте когнитивных процессов. (Amin, Jeppsson, and Haglund 2015). Но этот контекст не единственно возможный. Множество авторов фокусируют внимание на научном образовании, которое всегда подразумевает освоение студентами и дискурса, и смыслов, и, в конечном счёте, метафор, с помощью которых конструируется и то и другое. [Amin 2015; Hsu and Roth 2014; Espinet et al. 2012].

Модель метафоризации

Построим простейшую модель генезиса и функционирования научной метафоры (рисунок 1).

Рисунок 1. Структура метафоризации

В ходе любого научного исследования происходит упорядочение, обобщение и некоторое упрощение исходного эмпирического материала. Такое упрощение является частым эффектом абстрагирования.

Метафорообраз выражает полученное таким образом абстрактное знание. Это ядро метафоры как таковой. Метафорообраз происходит от некоторого реального прототипа. Прототип существует объективно, а метафорообраз – интерсубъективный феномен, представление множества людей о прототипе. Кончено, метафорообраз и его прототип могут существенно отличаться и/или эволюционировать вне зависимости друг от друга.

Метафорообраз – способ презентации абстрагированного массива фактов через ассоциацию этого массива с реальным объектом.

Так, в выражении «сознание – это отражение объективного мира» слово «отражение» не подразумевает реальное отражение. «Отражение» в данном случае – элемент метафорообраза с вполне обыденным прототипом – зеркалом.

Сам прототип это обычно общеизвестный и относительно легко понимаемый (наглядный, обыденный) объект. Поэтому метафорообразы имеют один существенный недостаток – они склонны становиться независимыми от фактов. Ведь метафорообразы имеют реальные прототипы, никак с этими фактами не связанные. Нередко метафорообразы подменяют реальность: не факты определяет выбор метафоры, а уже имеющаяся метафора влияет на восприятие фактов.

Подобные процессы характерны для старых метафор, которые с течением времени входят в противоречие со своей расширяющейся эмпирической базой и с изменяющейся научной картиной мира. Однако привычные метафоры способны «бороться за жизнь», утверждая свою истинность посредством искажения фактов. Отказ от привычных метафор, кроме того, нарушает принцип экономии мышления.

Метафоры обладают ещё одним свойством: зачастую мы используем их, не осознавая этого, и усваиваем, не фиксируя свой познавательный опыт.

Метафоры глубоко интегрированы в понятийный аппарат различных дисциплин. И это обстоятельство отражается в соответствующих научных дискурсах, которые наполнены явными или завуалированными метафорами.

Динамика метафор

Взаимосвязанные метафоры объединяются в своего рода метафорические миры, под сильным влиянием которых находится наше научное мировоззрение. Наше знание о реальности можно уподобить не столько многотомной энциклопедии, сколько альбому простых детских рисунков.

Эмпирические наблюдения позволяют исследователю воспринимать довольно узкую профессиональную область в неметафоризированном виде. Но одновременно с критикой метафор идёт конструирование метафор. Исследование сопровождается, таким образом, двумя противонаправленными процессами. Конечно, мы не можем поступать иначе: избавление от метафоризации сродни избавлению от абстрактного мышления.

Наиболее авторитетные современные интерпретации научных революций включают отсылки к метафорам. Смена парадигм – это, помимо прочего, разрушение и создание метафорических миров. В некоторые моменты давление эмпирики приводит к распространению убеждения, что те или иные метафоры одряхлели и лишь вводят в заблуждение. Эвристический потенциал метафоры ограничен. Отличие метафорообраза от реального прототипа может быть колоссально велико, но не бесконечно. И, конечно, не имеет смысла ожидать от прототипов, чтобы те соответствовали всё новым и новым открывающимся фактам и их новым интерпретациям.

Господство различных мировоззрений, научных парадигм и даже исследовательских школ базируется на специфических лишь для них метафорах, позволяющих извлечь из окружающего мира некое дополнительное знание.

Так, древние греки уподобляли познание диалогу, а точнее – спору, столкновению мнений. Это в целом соответствовало духу стихийной диалектики, одним из метафорообразов которой являлась война.

Одна из основных гносеологических метафор Нового времени – модель (уменьшенная, вещественная или умозрительная копия реального объекта, учитывающая его важнейшие черты и освобождённая от ненужных деталей). Поэтому распространяется убеждение, что понять объект это значит собрать (физически или теоретически) его работающую модель.

Обе эти метафоры жёстко привязаны к своим эпохам, они обусловлены историческим контекстом. И в последующие эпохи они принципиально трансформировались. Софистический спор превратился, в конечном счёте, в идеальную речевую ситуацию Хабермаса. А механистические модели, такие как модель маятника, сменились странными аттракторами в фазовом пространстве.

Итак, метафоры могут появляться, исчезать, трансформироваться. Кроме того, метафоры могут быть систематизированы в виде иерархии: от общих метафор к детальным. Всякая детальная метафора основывается на метафорообразе, который является частью метафорообраза общей метафоры. Например, общая метафора вселенной как механизма (например, часового) порождает ряд детальных метафор: например, сцепление шестерней (причинно-следственная связь), движение маятника (периодичность), завод пружины (потенциал) и т.п.

Извлечения из истории гносеологических метафор

Мы попытались выявить и описать некоторые базовые метафоры, сыгравшие выдающуюся роль в истории научной мысли. Мы хотели бы подчеркнуть их функциональную, а не художественную роль.

Те метафоры, о которых пойдёт речь ниже, являются весьма древними. Во всяком случае, можно утверждать, что они имели место в античности. Но скорее всего момент их возникновения следует соотнести со временем появления самого человека. На это указывает тот факт, что соответствующие прототипы могли наблюдаться человеком в природе с самых ранних времён. Неудивительно, что на способ познания мира оказали огромное влияние вещи, которые человек постоянно видел вокруг себя: вода и огонь, свет и тьма, реки и горы и т.п.

Многие из древнейших гносеологических метафор продолжают функционировать в нашем сознании, определяя не только строй речи, но и способ мышления. Древнейшие метафоры содержат широко распространённые и наиболее устойчивые структуры, связанные с познавательной деятельностью человека.

Метафора здания

Здание довольно часто имеет фундамент и этажи (уровни). Каждый уровень опирается на предшествующий, а все они, в конечном счёте, опираются на фундамент. Это обуславливает существующее представление о том, что имеются некие идеи, на которых основана истинность и/или действенность всех остальных идей. В научных трудах нередко можно встретить выражения: «ненадёжный фундамент догадок», «лежит в основе», «служат базой», «математические основания физики», «опирается на следующие доводы» и т.д. и т.п.

С образом здания сопряжён образ строительства, которое начинается с закладки фундамента, от прочности которого зависит долговечность знания. Возможно, именно благодаря этой метафоре в гносеологии особое внимание уделяется истинности исходных положений. Эти положения должны быть безупречны. Но сколь бы прочен ни был фундамент, его можно разрушить.

Отрицание истинности фундаментальных идей, означает разрушение всего здания / всей системы следствий. В данном случае метафора, казалось бы, не совсем верно описывает реальность. Ведь известно, что в истории человеческой мысли нередко из ложных посылок делались истинные выводы. Так, ложная теория теплорода позволила получить некоторые адекватные представления о термодинамике. Однако метафора, на самом деле, предусматривает и такую ситуацию: под здание можно подвести новый фундамент.

Метафорообраз многоуровневого здания подталкивает исследователей упорядочить, структурировать своё знание именно в виде иерархии: иерархии причин и следствий, частных и общих теорий.

Описанные примеры далеко не исчерпывают всех возможностей образа строения. Мы могли бы долго размышлять о фасаде, крыше, ремонте (капитальном и косметическом), опорах, перекрытиях, и т.д. А ведь есть такие специфические строения как мосты, тоннели, плотины.

Но какова связь между зданием, в котором мы находимся в данный момент, и нашими представлениями о процессе и специфике познания? Непосредственной связи, конечно, не существует. Однако мы вряд ли смогли бы изложить суть метафоры здания, не опираясь на саму метафору здания. Наша мысль конструируется в зависимости от образа, который сопутствует человеку в его историческом и интеллектуальном развитии.

Метафора пути и восхождения

В современным мире с развитыми коммуникациями перемещение в пространстве зачастую не являются для человека событием, требующим обострённой рефлексии. Но ещё пару столетий назад любое путешествие было для человека весьма драматичным эпизодом его жизни.

Метафорообразом здесь является перемещения в пространстве от одной точки к другой. Пространство может преодолеваться не только по горизонтали, но и по вертикали (подъёмы и спуски). Ведь речь идёт не о геометрическом пространстве, а о реалистичной «местности», на которой могут встречаться препятствия, пути на которой могут быть извилистыми и труднопроходимыми.

Всякий путь имеет начало, исходную точку, которую в гносеологии мы отождествляем с «отправной точкой» размышлений, с исходными положениями. Например, «мы исходим из того, что параллельные прямые не пересекаются».

Если процесс познания подобен пути, то таковой процесс наделён всеми признаками последнего. Так, дорог к цели может быть множество. Это даёт представление о поливариантности познания. Причём, разные пути могут обладать самыми разнообразными характеристиками – они сходятся и расходятся, могут быть длиннее и короче, труднее и легче, некоторые из них вообще уводят в сторону от цели и т.п. Отсюда высказывания типа «расходиться с общим мнением», «сводить к закону природы», «наиболее верный путь» и др.

Путь может быть разделён на этапы – отрезки, качественно отличающиеся друг от друга, но расположенные в определённой последовательности. Кроме того, путник нуждается в указателях направления, чтобы преодолеть путь.

Метафора пути, очевидно, генетически связана с метафорой восхождения / спуска. Но в вертикальном перемещении есть особенность: если вы останавливаетесь и не закрепляетесь на достигнутом, вы можете скатиться вниз: например «докатиться до метафизики» или «закрепить и утвердить авторитет направления».

Метафора пути, конечно, подверглась некоторой эрозии в ситуации постмодерна, поскольку в современном мире расстояния исчезают в восприятии человека. Но постмодерн усвоил и развил другой аспект этой метафоры: поливариантность истины как множественности путей, не сходящихся к единой цели.

Метафора порождения и родства

Рождение стало одной из первых метафор для обозначения причинно-следственных связей: «теория обязана своим происхождением фактам».

Свойства явления, как и признаки человека, могут быть врождёнными и приобретёнными. Данная метафора указывает на первостепенное значение именно врождённых свойств, на их непреходящий характер.

Метафора порождения также содержит в себе антитезу «бесплодность-плодотворность» («бесплодный труд», «плодотворное решение»). Эта антитеза необходима для обозначения соотношения причины и следствия, усилий и результата («гора родила мышь»).

С метафорой порождения тесно связана метафора родства, которая обычно используется для обозначения сходства и несходства, а также для обозначения генетической связи между явлениями. Эта метафора может также указывать на преемственность и быть связана с понятием наследования.

Посредством метафоры родства объекты (явления, события, понятия) могут группироваться в гомогенные группы – роды (совокупности родственников). По сути, на этой метафоре основана любая классификация, предполагающая выявление степени родства между объекты. Сама метафора предполагает, что схожие черты возникли благодаря наличию у тех или иных объектов общего предка. Метафора подталкивает типизировать объекты, что позволяет делать обобщения. Разделение свойств на индивидуальные и родовые (общие) и лежит в основе аристотелевского представления об определении.

Конструирование некоторых древнейших метафор – это череда выдающихся открытий древнего общества, соразмерных с изобретением колеса. Трудно представить, каким великим рывком для человечества было приобретение хотя бы примитивных представлений о причинно-следственных связях и о родах/типах вещей.

Метафоры тайника, темноты и света

Тайник, очевидно, является прототипом для метафорообраза тайны. Нечто скрытое, но важное и истинное ассоциируется с внутренней сущностью. А внешний вид ассоциируется с маскировкой, призванной ввести в заблуждение, скрыть истину.

Данная метафора, в отличие от метафоры пути, предполагает скачкообразность познания. Открытие, проникновение в тайны природы трактуется в данном случае как обнаружение (нередко неожиданное) скрытых смыслов: «обнаружить истинные причины», «открыть новые свойства» и т.д. Разгадка тайны требует от человека «проницательного ума» то есть умения проникать сквозь внешнюю ложную оболочку.

По своим функциональным свойствам к метафоре тайны близка метафора освещения. Именно свет позволяет обнаружить тайное – то, что находилось в темноте. Свет – излюбленная поэтами метафора познания. Хотя сама по себе метафора света структурно бедна, недетализирована. Гносеологическая ценность этой метафоры заключена в расширении освещённого пространства – круга света вокруг костра: мы можем «пояснить мысль», «пролить новый свет», «выяснить новые особенности» и «осветить проблемы».

Мы сфокусировали своё внимание лишь на некоторых, наиболее распространённых древнейших гносеологических метафорах. Можно было бы также сказать, например, о метафоре роста («развитие математики», «детство астрономии»), метафоре границы («познать понятие, значит ограничить его – определить»), метафоре ремесла («инструмент мышления»), метафоре войны («завоюют себе авторитет», «столкновение мнений») и многих других.

Прототипы всех этих метафор «стары как мир», и именно это обстоятельство делает их наиболее фундаментальными. Ведь метафорообразы этих метафор понятны, очевидны всем людям в независимости от эпохи и места на земном шаре. Можно сказать, что эти метафорообразы весьма удобны для образования конвенциальных гносеологических норм и представлений. В самом деле, людям намного легче понять друг друга, ссылаясь на метафоры с общепонятными прототипами. И довольно трудно прийти к согласию по поводу сложных и эксклюзивных теоретических построений. В той мере, в которой социум нуждался во взаимопонимании, он нуждался в выработке единой системы гносеологических и онтологических метафор.

Онтологические метафоры классической науки

Онтологические метафоры описывают общую структуру бытия и поэтому используются в науке как средство репрезентации результатов исследований в разных дисциплинах. Онтологические метафоры, кроме того, напрямую воздействуют на формирование понятий. Грань между гносеологическими и онтологическими метафорами весьма условна.

Мы попытаемся представить несколько классических метафор, которые господствовали в Новое время. Создание и разрушение этих метафор означало революцию науке. Но, даже перестав играть роль главного компонента доминирующей парадигмы, эти метафоры продолжают жить до сих пор в огромном количестве образов.

Метафора космоса

Успехи астрономии конца Средневековья и начала Нового времени создали новую научную картину мира. Сформировалось новое представление о космосе как совокупности небесных дел, упорядоченно взаимодействующих по законам небесной механики.

Неудивительно, что космос породил целую галерею образов, которые стали основой научных представлений о явлениях мезо- и микромира. Так, Ньютон уподоблял любые объекты (даже микроскопические) космическому пространству. Составление номенклатуры этих тел и выявление законов их взаимодействия означало разъяснение сущности бытия.

В начале XX века утверждается планетарная модель атома Резерфорда. Модель Резерфорда закончила развитие космической метафоры, окончательно уподобив микрокосмос макрокосмосу. Но в тот момент, когда метафора достигла пика развития, она устарела. Произошла научная революция – и квантовая механика увидела существенное различие между микромиром и макромиром.

Механистическая метафора

В XVIII веке наряду с метафорой космоса активно развивается и завоёвывает доминирующее положение механистическая метафора.

Вселенная представлялась грандиозным механизмом, состоящим из отдельных взаимосвязанных узлов. Этот механизм, как и всякий другой, был функционально диверсифицирован, целесообразен и рационален. Важнейшее качество работающего механизма – однозначность причинно-следственных связей и порядка взаимодействия его элементов. Наиболее яркое выражение механистическая метафора получила в рамках лапласовского детерминизма. Всеобщая обусловленность представлялась как цепь или совокупность шестерней, передающих движение.

Познание мира приравнивалось к познанию причинно-следственных связей между деталями механизма. А для этого механизм необходимо было «разобрать» и «собрать» – то есть провести анализ и синтез.

Механизму уподоблялись, в частности, человек и общество. Целесообразность существования человека определялась его ролью в функционировании механизма. Возникли идей человека-винтика и регулярного государства.

Существовало представление о правильной работе механизма, которое выражалось в понятиях типа «естественный порядок вещей». Закономерность работы механизма исключала случайности и вариативность развития.

Механистическая метафора соблазняла исследователей перспективой исчерпывающего разъяснения законов функционирования мироздания. А глубокое знание устройства механизма позволяло управлять им, чинить его и даже совершенствовать. Так возникали просветительские идеи рационального переустройства общества.

Механизм мира представлялся автономным – независимым, в частности, от бога как его конструктора. Хотя для запуска механизма и требовался первотолчок, божественное вмешательство.

Несмотря на то, что сегодня механистическая метафора в целом устарела, многие частные элементы реальности по-прежнему объясняются посредством этой метафоры.

Органистическая метафора

В XIX веке в связи с успехами биологии и позитивизма на авансцену вышла органистическая метафора. Она представляла мир как открытый  к внешним влияниям развивающийся организм, состоящий из взаимосвязанных органов и тканей. Одним из разработчиков органистической метафоры был Спенсер. Общество, государство, как и вся природа, с его точки зрения, – это организм, законы развития которого идентичны законам эволюции Дарвина. Безраздельная вера XIX века в прогресс получила естественнонаучное обоснование.

Так возникали представления о наличии некоторых внутренних закономерностей развития, свойственных объектам. Влияние внешней среды в совокупности с внутренним потенциалом формировало и социальные, и физические системы. Дифференциация и специализация функций способствовала интеграции объектов и вела к повышению эффективности. А это и был прогресс, конкурентное преимущество как для кольчатых червей, так и для людей или империй.

Вместе с тем, органистическая метафора убеждала, что возможны патологические отклонения, нежизнеспособные мутации, тупиковые ветви эволюции. Конкуренция и отбраковка неэффективных видов, в конце концов, были обнаружены не только в биологических, но и в социальных и физических системах. В рамках органистической метафоры было допустимо соединение уникальности отдельного объекта/события и всеобщей универсальной закономерности.

Органистическая метафора была несомненным шагом вперёд по сравнению с механистической. Но усвоение этой метафоры требовало, как минимум, поверхностного знакомства с «Происхождением видов». В новейшее время неклассическая и постнеклассическая наука сконструировали существенно более изощрённые, но куда менее обыденные метафоры.

Искусственные метафорообразы

Уже к началу XX века исследователи в разных областях знания испытали потребность сформулировать такие метафоры, которые мало зависели бы от консервативных и примитивных обыденных прототипов. Конструирование метафорообразов, не связанных или слабосвязанных с какими-либо реальными прототипами, постепенно становится главных способом метафоризации в физике, а затем – и в других естественных науках. Это позволило расширить когнитивный потенциал метафоры – то есть сделать метафору более гибкой, способной к развитию и адаптации к усложнившемуся научному знанию.

Таким образом, связь между прототипом и метафорообразом (рисунок 1) распадается, потребность в прототипе отпадает. А сам метафорообраз возникает не как отражение прототипа, а как результат соглашения в исследовательской коллаборации.

Такие искусственные метафорообразы имеют преимущество перед естественными, поскольку описывают исключительно исходные эмпирические факты, слабее подталкивают исследователя к упрощению реальности и не содержит паразитарных представлений, возникших под влиянием реальных свойств прототипа.

Уже в начале ХХ века физики отказались от построения наглядных моделей своих теорий, убедившись, что принципы микромира и макромира не имеют аналогий среди объектов мезомира. В социальных науках процесс отказа от простых обыденных уподоблений затянулся. Вместе с тем, метафоры в социальных науках развивались в направлении нарастания абстрактности, то есть приближались к искусственным метафорам. Например, государство сначала рассматривалось как машина, затем – организм, и наконец – как система.

Мы можем привести фрактал в качестве примера искусственной метафоры, которая широко используется в естественных и социальных науках в последние десятилетия. Фрактальные структуры, изначально описанные и сгенерированные как геометрическая абстракция, ныне обнаружены во многих реальных системах. Новая метафора позволяет иначе обобщить имеющиеся данные, иначе представляет функциональные связи между фактами, иначе моделирует системную динамику.

Заключение

Метафора является важнейшим, если не основным, инструментом научного мышления, построения научных теорий, понятий. Этот факт не раз был замечен исследователями. Символично высказывание К. Риваса (C. Reeves): “Just like the rest of us, scientists cannot escape metaphor. Either they employ metaphors intentionally, to explain and illustrate natural phenomena or they use them unconsciously because some metaphors are so firmly entrenched that they go unnoticed. Whether they are used consciously or unconsciously, metaphors affect all of us by subtly shaping and limiting our view of the world. [Reeves 2005, p. 36]

В естественных науках эволюция метафор привела к возникновению искусственных метафор и практически полному вытеснению естественных. Социальные науки не менее (если не более) нуждаются в сознательных усилиях по конструированию метафорических репрезентаций. Мы хотели бы подчеркнуть, что изучение научных метафор, законов их образования и эволюции могло бы привести к существенному повышению точности социального знания.

Список литературы:

1. Adúriz-Bravo, Agustín, Andrea Revel Chion, and AlejandroP. Pujalte. “Scientific Language.” In Encyclopedia of Science Education, edited by Richard Gunstone, 1–4. Springer Netherlands, 2014. doi: 10.1007/978-94-007-6165-0_262-1.
2. Amin, Tamer G. “Conceptual Metaphor and the Study of Conceptual Change: Research Synthesis and Future Directions.” International Journal of Science Education 37, no. 5–6 (April 1, 2015): 966–91. doi: 10.1080/09500693.2015.1025313.
3. Amin, Tamer G., Fredrik Jeppsson, and Jesper Haglund. “Conceptual Metaphor and Embodied Cognition in Science Learning: Introduction to Special Issue.” International Journal of Science Education 37, no. 5–6 (April 13, 2015): 745–58. doi: 10.1080/09500693.2015.1025245.
4. Amin, Tamer G., Fredrik Jeppsson, Jesper Haglund, and Helge Strömdahl. “Arrow of Time: Metaphorical Construals of Entropy and the Second Law of Thermodynamics.” Science Education 96, no. 5 (September 1, 2012): 818–48. doi: 10.1002/sce.21015.
5. Brown, Theodore. Making Truth: Metaphor in Science. Urbana and Chicago: University of Illinois Press, 2003.
6. Darlan, Steven. Understanding the Language of Science. Austin: University of Texas Press, 2003.
7. Eisenberg, Anne. “Metaphor in the Language of Science.” Scientific American 266, no. 5 (1992): 144–144. doi: 10.1038/scientificamerican0592-144.
8. Espinet, Mariona, Mercè Izquierdo, Josep Bonil, and S.LizetteRamos De Robles. “The Role of Language in Modeling the Natural World: Perspectives in Science Education.” In Second International Handbook of Science Education, edited by Barry J. Fraser, Kenneth Tobin, and Campbell J. McRobbie, 24:1385–1403. Springer International Handbooks of Education. Springer Netherlands, 2012. doi: 10.1007/978-1-4020-9041-7_89.
9. Hsu, Pei-Ling, and Wolff-Michael Roth. “From Authoritative Discourse to Internally Persuasive Discourse: Discursive Evolution in Teaching and Learning the Language of Science.” Cultural Studies of Science Education 9, no. 3 (September 1, 2014): 729–53. doi: 10.1007/s11422-012-9475-2.
10. Keller, E.F. Refiguring Life: Metaphors of Twentieth Century Biology. NY: Columbia University Press, 1995.
11. Lakoff, George, and Mark Johnson. Metaphors We Live By. Chicago: University of Chicago Press, 1980.
12. Langslow, D.R. “The Language of Poetry and the Language of Science : The Latin Poets and ‘Medical Latin.’” Proceedings of the British Academy 93 (1999): 183–225.
13. Malinowski, Bernadette, and Winfried Thielmann. “‘Primitive Purity and Shortness’: The Language of Science in Science and Literature.” Anglia 133, no. 1 (2015): 148–71. doi: 10.1515/ang-2015-0010.
14. Martin, J.R., and Robert Veel, eds. Reading Science: Critical and Functional Perspectives on Discourses of Science. London: Routledge, 1998.
15. Mattheissen, C.M.I.M. “Construing Processes of Consciousness: From the Commonsense Model to the Uncommonsense Model of Cognitive Science.” In Reading Science: Critical and Functional Perspectives on Discourses of Science, 327–57. London: Routledge, 1998.
16. Osenga, Kristen. “The Internet Is Not a Super Highway: Using Metaphors to Communicate Information and Communications Policy.” Journal of Information Policy 3 (2013): 30–54.
17. Reeves, Carol. The Language of Science. Abingdon: Routledge, 2005.[schema type=»book» name=»Гносеологические и онтологические метафоры в истории науки » description=»Статья посвящена метафорам в научном мышлении и в языке науки. Представлена модель генезиса и функционирования метафор. Эта модель позволяет объяснить устаревание и эволюцию метафор в истории науки, а также предположить перспективы развития нового типа метафор. Рассмотрена трансформация древнейших базовых гносеологических метафор (образов здания, пути, родства, тайника, темноты, света), а также влиятельных онтологических метафор Нового времени (метафора космоса, механистическая и органистическая метафоры). Показано, что в новейшее время появляются и распространяются искусственные метафоры, не имеющие реального прототипа. Статья подготовлена по материалам научно-исследовательской работы, выполненной ФГБНУ НИИ РИНКЦЭ по заданию № 2015/Н7 Министерства образования и науки РФ на выполнение работ в рамках государственного задания в сфере научной деятельности по теме № 3256.» author=»Жуков Дмитрий Сергеевич, Лямин Сергей Константинович, Барабаш Наталья Сергеевна» publisher=»БАСАРАНОВИЧ ЕКАТЕРИНА» pubdate=»2017-01-28″ edition=»ЕВРАЗИЙСКИЙ СОЮЗ УЧЕНЫХ_31.10.15_10(19)» ebook=»yes» ]