Site icon Евразийский Союз Ученых — публикация научных статей в ежемесячном научном журнале

ОБРАЗЫСУМЕРЕК И ЛУНЫ В СБОРНИКАХ М.И.ЦВЕТАЕВОЙ «ВЕЧЕРНИЙ АЛЬБОМ» (1910 Г.) И «ВОЛШЕБНЫЙ ФОНАРЬ» (1912 Г.)

Большинство стихотворений ранних сборников М.И. Цветаевой «Вечерний альбом» (1910) и «Волшебный фонарь» (1912) посвящено детям, восприятию мира глазами ребенка, который зачастую может видеть то, что недоступно взрослым:«Мы старших за то презираем, / Что скучны и просты их дни…/ Мы знаем, мы многое знаем / Того, что не знают они!»[6, с. 12].Дети тонко чувствуют границы, где реальный мир переплетается с миром иным. Они открываются в сумерки, на закате. Сумерки – это граница между днем и ночью, когда потусторонние силы могут ворваться в жизнь людей.

В стихотворении «Маме» из «Вечернего альбома» Цветаева пишет, что с мотивом штраусовского вальса в их с сестрой жизнь вошла тяга чего-то надмирного, они полюбили закаты: «В старом вальсе штраусовском впервые / Мы услышали твой тихий зов, / С той поры нам чужды все живые / И отраден беглый бой часов. // Мы, как ты, приветствуем закаты, / Упиваясь близостью конца» [6, с. 9].Дети пытаются отстраниться от суетного мира, им больше по душе вечность. Закат – это умирание солнца, его уход за грань видимой жизни. Поэтому закат символически связан у Цветаевой со смертью, с умершими.

В стихотворении «Эльфочка в зале» из «Вечернего альбома» Цветаева образно передает свое восприятие вечера, проведенного с давней подругой ее сестры Аси – Аней Калин. Сама А.И. Цветаева в своей книге воспоминаний так описывает этот эпизод: «… спустясь волшебной лестницей нашего детства, мы входили в полутемную залу с лунными полосками зеркал?..

А за Аней Калин еще не пришли. Она садится за рояль. Каштановой россыпью волосы по плечам. Неужели ей двенадцать лет? Я стою у печки, грею руки о теплые изразцы. Марина ходит по зале медленным отсутствующим шагом, слушает “Танец Анитры”. Вспоминает ли Марина брошенную свою игру? Грига Аня играет, маминого Грига, по нашей просьбе – “В пещере горного короля” и “Шествие гномов”, – и корабль дома скользнул в волны музыки, и плывет, и куда мы плывем в ней?»[5, с. 264-265].

Под ручками маленькой Ани Калин «запела рояль неразгаданно-нежно». Эти волшебные, чарующие звуки рушат границу между реальностью и иным миром. Аня сумела сделать это, потому что наступили сумерки: «Внушали напевы: «Нет радости в страсти! / Усталое сердце, усни же, усни ты!» / И в сумерках зимних нам верилось власти / Единственной, странной царевны Аниты» [6, с. 54]. Поэт расширяет пространство, параллельно замкнутой комнате вводя описание мира за окном – того света, где «мчались неясные сани», а «на улицах пустынно и снежно». В этом мире Аня уже не маленькая девочка, а «царица Анита», «эльфочка», она «внимала тому, что лишь эльфочкам слышно», своей игрой она может поведать то, «что не скажешь словами» и «соединять души».

Со смерти М.А. Мейн, мамы сестер Цветаевых, прошло к тому времени уже полтора года, но дом все еще был полон ее отсутствием, все напоминало о потере дорогого человека.Цветаева с тех пор очень редко играла на рояле, поэтому музицирование Ани  Калин в сознании поэта превращается в свидание с мамой.

«Дети у Цветаевой понимают пустоту и банальность этого света и радость того света, будь это смерть или только игра воображения», – пишет Джейн Таубман в своей книге «Живя стихами…»[2, с. 34].

Закат как предвестник смерти встречается и в другом стихотворении «Вечернего альбома» – «В Ouchy». Ouchy (Уши) – это предместье Лозанны, где сестры Цветаевы учились в пансионе, пока их мама лечилась от туберкулёза в Nervi. «Асе было 8, мне 10 лет, когда мы уехали за границу, — у мамы открылся туберкулез легких»[7, с. 122]. Стихотворение написано уже после смерти Марии Мейн, Цветаева переосмысливает время, проведенное в пансионе: «Держала мама наши руки, / К нам заглянув на дно души. / О, этот час, канун разлуки, / О предзакатный час в Ouchy! // <…>Нам грустно. Время, не спеши!.. / О этот час, преддверье муки, / О вечер розовый в Ouchy!» [6, с. 40].Под перифразой «канун разлуки, преддверье муки» кроется «предзакатный час», который символизирует близость смерти матери – заката. Цветаева с помощью градации передает нарастающее волнение: «О, этот час» – «канун разлуки» – «О предзакатный час в Ouchy»;  и рефреном закольцовывает стихотворение: «О, этот час» – «преддверье муки» – «О вечер розовый в Ouchy». Поэт просит время не спешить, но, понимая неизбежность грядущего, повторяет строки, делая их пророческими.

Еще одним устойчивым образом в стихотворениях ранних сборников Цветаевой «Вечерний альбом» и «Волшебный фонарь», становится лунный свет. Чаще всего этот лейтмотив появляется в стихотворениях, связанных с действиями потусторонних сил. Образ луны у ранней Цветаевой укладывается в общеромантическую картину мира: луна влечет за собой загадку, следит за тем, что происходит в ночи. «Лунная» образность была распространена и в символизме. А. Ханзен-Лёве посвятил данному вопросу целый раздел в своем исследовании системы поэтических мотивов раннего символизма. Он отмечал, что лунный мир обычно тесно связан с «диаволическим» началом: это мир отраженный, вторичный, он противопоставляется миру истинному, солнечному[4, c. 199]. В словаре символов Дж. Трессидера находим такое толкование луны: «… была первой мерой времени. Кроме своего влияние на приливы и отливы, луна, как полагали, управляла и человеческой судьбой, а также ливнями, снегопадами, наводнениями и т.д. Считается символом женского начала. <…> Наиболее известная античная богиня луны, римская Диана, первоначально была второстепенной италийской богиней лесов, затем ее отождествляли с Артемидой, которая заимствовала некоторые характерные элементы греческого лунного культа Селены и Гекаты, представляющей луну в траурных ритуалах. Трехдневное отсутствие луны на небе, а затем новое ее появление сделали луну символом перехода от жизни к смерти и от смерти вновь к жизни. В некоторых традициях луна указывает дорогу в загробный мир или сама является местом посмертного жительства душ»[3, с. 205-206].

У Цветаевой можно выделить три функции, которые несет образ луны в ранних сборниках:

  1. Луна, как и закат, является предвестником смерти, помогает мертвым нарушить границу и прийти из своего мира в мир живых.

Уже само название стихотворения «Волей луны» из «Вечернего альбома» говорит нам о том, что все происходящее будет осуществлено под действием лунного света. Пока светит солнце, пока в зале «облачно-лилово» (оттенок, появляющийся на обоях от солнечных лучей) всё окутано тишиной, безжизненно: «безутешны вечера», «горе всюду прилегло», «всюду ласка лёгкой пыли». Но как только закрылись ставни (т.е. пришла ночь, «потемнело»), дом наполняется колдовством: кто-то «шепчет еле-еле», лирическая героиня удивляется – «или в доме не мертво?»: «Это струйкой льётся в щели /Лунной ночи колдовство. /В зеркалах при лунном свете /Снова жив огонь зрачков, / И недвижен на паркете / След остывших башмачков» [6, с. 40].Колдовство лунной ночи провожает в дом мертвых, которые оставляют на пыльном паркете свой недвижимый «след остывших башмачков».

В стихотворении сборника «Волшебный фонарь» луна приводит к рыцарю «девочку-смерть»: «Луна омывала холодный паркет / Молочной и ровной волной. / К горячей щеке прижимая букет, / Я сладко дремал под луной. // Сияньем и сном растревожен вдвойне, / Я сонные глазки открыл, / И девочка-смерть наклонилась ко мне, / Как розовый ангел без крыл» [6, с. 109]. Девочка просит мальчика: «Надень же (ты — рыцарь) мой шарф кружевной!». Он подпадает под ее чары и, взяв шарф, отдает букет. Рыцарь, в результате обмена, сам символически приобщается к тому свету и переходит грань. Таинство состоялось, и лишь луна вечна: она, как светила, так и омывает «паркет / Молочной и ровной волной». Строки повторяются, кольцевая композиция показывает, что круг замкнулся и повторится снова.

  1. Луна – вожатый, она может открыть грань между мирами и провести за собой. Она принадлежит и нашему свету, и иному, поэтому знает все тайны.

Лирическая героиня стихотворения «Лесное царство» из сборника «Вечерний альбом» с радостью вспоминает свое лето. Хорошо «Тихим вечером, медленно тающим, / Там, где сосны, болото и мхи, /<…>Возвращаться опасной дорогою / С соучастницей вечной — луной, / Быть принцессой лукавой и строгою / Лунной ночью, дорогой лесной» [6, с. 11]. В своем «лесном царстве» девочка чувствует себя принцессой. Ей совсем не страшна «опасная дорога», потому что ее провожает луна.

Луна следит и за маленькой Сарой в стихотворении «Сара в Версальском монастыре» («Вечерний альбом»): «Голубей над крышей вьётся пара, / Засыпает монастырский сад. / Замечталась маленькая Сара / На закат. // <…>Село солнце в медленном пожаре, / Серп луны прокрался из-за туч, / И всю ночь легенды шепчет Саре / Лунный луч» [6, с. 49]. Стихотворение открывается пейзажной зарисовкой заката, в преддверии конца  (намек на смерть девочки находим в строках «не знает крошка, // Что готовит ей судьба») Сара «льнет к окну». Луна жалеет девочку и всю ночь рассказывает ей сказки. Классический пятистопный хорей предстает в стихотворении в неожиданной огранке. Двойная анакруза, предваряющая ударный слог в начале каждого стиха, затягивает ритм и переводит привычный нам энергичный, от греческого «χορεος – плясовой» размер (например, «Ой, цветет калина / В поле у ручья») в более мерное русло. Укороченный последний стих каждого катрена (двустопный, всего с одним ударным) часто выделяет значимые для смысла фразы: «На закат», «Ей судьба», «Давних лет», «Спать пора!», «Лунный луч», предрекающие близкую смерть девочки. Усеченная строфа произносится на одном дыхании, и похожа на вздох. Это на ритмическом уровне поддерживает эмоциональный тон стихотворения, пронизанного легкой грустью.

Укороченная фраза, игра с длинной строк станет одним из любимых приемов зрелой лирики Цветаевой. А. Седых в своей книге воспоминаний «Далекие, близкие» даже отмечал, что Цветаева, «читая стихи, напевает, последнее слово строк, кончая скороговоркой»[1, с. 79].

Луна, находясь на небе, многое видит. Она вечна, поэтому проносит свои тайны сквозь время, наблюдая, как сменяются эпохи, как течет жизнь. В стихотворении «В Кремле» («Вечерний альбом») лирический герой хочет стать поверенным луны, чтобы узнать, что таят в себе древние камни, что пережили эти стены: «Я понял смысл былых загадок, / Я стал поверенным луны. // В бреду, с прерывистым дыханьем, / Я все хотел узнать, до дна: / Каким таинственным страданьям / Царица в небе предана / И почему к столетним зданьям / Так нежно льнет, всегда одна… / Что на земле зовут преданьем, — / Мне все поведала луна» [6, с. 14]. Поэт называет луну «царицей», потому что она правит на ночном небе. Луна показывает лирическому герою картины прошлых лет, и он видит вереницу лиц, «в чьих<…> детских, детских глазках / Тот свет, что льет волшебный серп», которые «за собой увлек он». Лирический герой просит луну сказать, «за что страдали / Они в плену своих светлиц? / Чему в угоду погибали / Рабыни с душами цариц, / Что из глухих опочивален / Рвались в зеленые поля?». Ее ответ был «печален / В стенах угрюмого Кремля». Луна и Кремль слишком многое повидали на своем веку. Они знают все сокровенные тайны человеческой души, ее метания и противоречия, которые сжигают и лирического героя.

  1. Лунная страна является убежищем душ, таинственных существ, эльфов.

В стихотворении «Колдунья» («Вечерний альбом») Эва – «призрачных эльфов сестра», воплощение сил природы. Прощаясь с рыцарем, она говорит: «… я в небо умчусь // Сегодня на лунном коне!» [6, с. 33].

Сестры Цветаевы были дружны с поэтом-символистом Эллисом (Львом Львовичем Кобылинским), которого называли чародеем. Анастасия Цветаева вспоминает о весне 1909 г.: «Эллис все чаще приходил к нам. Длинные весенние вечера без него теряли смысл»[5, с. 303]. В стихотворении «Чародею» («Вечерний альбом») Цветаева пишет о нем как о «возлюбленном бледной Луны»: «Оттого тебе искры бокала / И дурман наслаждений бледны: // Ты возлюбленный Девы-Луны, / Ты из тех, что Луна приласкала» [6, с. 67].

С помощью языка мистических образов Цветаева передает романтическую натуру Эллиса, его «надмирность». Возможно, здесь скрыта аллюзия на стихи самого поэта. Образ луны часто встречается в сборниках Эллиса. У него даже есть стихотворение «Даме-луне»: «Чей-то вздох и шорох шага / у заснувшего окна. / Знаю: это Вы, луна! / Вы – принцесса и бродяга! / …До всего есть дело Вам, / до веселья, до печали, / сна роняете вуали, / внемля уличным словам» [8, с. 103].

В стихотворении «Как простор наших горестных нив…» («Вечерний альбом») рисуется образ девушки с «большими глазами» и «тонким профилем», необычной, которая живет «для всех невидимкой». Цветаева показывает, что она пришла из другого мира: «Из страны утомленной луны / Вы спустились на тоненькой нитке. / Вы, как все самородные слитки, / Так невольно, так гордо скромны» [6, с. 25].

Стихотворение «Сумерки» из раздела «Детство» «Вечернего альбома», соединяет в себе и образ луны, и время сумерек. Цветаева описывает картину Поля Шабаса «В сумерках».  Зачин стихотворения – «Медленно в воду вошла / Девочка цвета луны»[6, с. 54]. В одном этом определении поэт соединил и цветовой, и эмоциональный образ девочки: она не просто сравнивается с луной, но приравнивается к ней, сливается, принимая ее цвет. Цветаева воссоздает сумеречную атмосферу, все эпитеты подчеркивают мотив спокойствия, неподвижности: «вошла медленно», всюду «Тихо», волны «уснувшей».«Мир лунный» противопоставляется «миру солнечному», т.е. миру взрослых, который полон суеты, шума, катания на лодках – «всплески весла», волн. «Всплески весла» «мучат» волны, поэт использует глагол с отрицательной коннотацией. Мы понимаем, что поэт принимает сторону «лунного мира»: дети хранят верность сумеркам. «Им, нежным, хвала», потому что «дети от солнца больны».

Рассмотрев стихотворения из «Вечернего альбома» и «Волшебного фонаря», в которых встречается образ заката (сумерек) и луны,мы отметили, что чаще всего они связаны с иным миром, с волшебством, которое открыто для детей, поэтов, ведь «на фею нужен глаз» [6, с. 42].

Список литературы:

  1. Седых А. Далекие, близкие. М.: Захаров, 2003. – 272 с.
  2. Таубман Джейн «Живя стихами…»: Лирический дневник Марины Цветаевой / Пер. с англ. Т. Бабёнышевой. – М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2000. – 344 с.
  3. Трессидер Дж. Словарь символов. / Пер. с англ. С. Палько. М.: Изд. «Фаир-Пресс», 1999. – 448 с.
  4. Ханзен-Лёве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб.: Академический проект, 1999. – 511 c.
  5. Цветаева А.И. Воспоминания. – М.: «Изографус», 2002. – 880 с.
  6. Цветаева М.И. Собр. соч. в 7 т. Т.1: Стихотворения. – М., 1994. – 702 с.
  7. Цветаева М.И. Собр. соч. в 7 т. Т.6: Письма. – М., 1995. – 702 с.
  8. ЭллисСтихотворения. Томск: Водолей, 2000. – 288 с.[schema type=»book» name=»ОБРАЗЫСУМЕРЕК И ЛУНЫ В СБОРНИКАХ М.И.ЦВЕТАЕВОЙ «ВЕЧЕРНИЙ АЛЬБОМ» (1910 Г.) И «ВОЛШЕБНЫЙ ФОНАРЬ» (1912 Г.)» description=»В ранних сборниках «Вечерний альбом» (1910) и «Волшебный фонарь» (1912) М.И. Цветаевой показан мир глазами ребенка, который видит то, что скрыто. Лейтмотивными становятся образы сумерек и луны, связанные с мотивами смерти, памяти, воспоминаний, нарушения границ, перехода из реального мира в ирреальный. » author=»Шалаева Анастасия Владимировна» publisher=»БАСАРАНОВИЧ ЕКАТЕРИНА» pubdate=»2017-03-10″ edition=»ЕВРАЗИЙСКИЙ СОЮЗ УЧЕНЫХ_27.06.2015_06(15)» ebook=»yes» ]

404: Not Found404: Not Found