Различные виды местоимений существуют в каждом языке: местоимения, местоименные частицы, суффиксы и местоименные слова [6, c. 23], иначе говоря, местоимения относятся к традиционным категориям частей речи. Их следует признать «лингвистическими универсалиями» в смысле Б.А. Успенского и Ю.В. Рождественского. Например, личные местоимения, с одной стороны, сами по себе являются лексическими единицами, в том числе входящими в состав самого узкого списка базовой лексики любого языка, а с другой стороны, представляют собой парадигматический класс, что делает их весьма устойчивыми к конвергентному влиянию, заимствованиям и другим изменениям, которым подвержены лексемы других классов. Учитывая большую роль местоимений в языке, их богатую разветвленную грамматическую систему, мы считаем необходимым при исследовании категории посессивности, рассмотреть роль местоимений при ее выражении в монгольских языках.
В монгольских языках существуют различные классы местоимений. Это личные, указательные, определительные, вопросительные местоимения и др. В связи с тем, что в монгольских языках притяжательные местоимения отсутствуют, для выражения притяжательных отношений, прежде всего, используются личные местоимения. При склонении личные местоимения имеют разные основы в именительном и косвенных падежах. Например:
Таблица 1
Склонение личных местоимений
|
Падежи |
Ед. число |
2-е лицо ед. ч | |
| 1-е лицо
ед. ч |
2-е лицо ед. ч | Вежливая форма | |
| Именительный
Родительный Дательно-местн. Винительный Исходный Орудный Совместный |
би — я
миний над, надад намайг надаас надаар надтай |
чи — ты
чиний чамд чамайг чамаас чамаар чамтай |
та
таны, танай танд таныг танаас танаар тантай |
[8, c. 85]
Во всех монгольских языках есть личные местоимения 1-го и 2-го лица, но только в дагурском, дунсянском и баоаньском имеются личные местоимения 3-го лица. В монгольском языке личные местоимения 3-го лица встречаются только в форме винительного и дательно-местного падежей.
Отсутствие личных местоимений 3-го лица в остальных языках — монгорском, современном монгольском, калмыцком, бурятском — восполняется использованием указательных местоимений. Например: даг. б’i ‘я’, ш’i ‘ты’, iн ‘он’, ‘она’; дунс. hэ ‘он’, hэла ‘они’; баоан. нджаң, ногэ (ңгаң) ‘он’, нджасэ, ногэлэ (ңгаңлэ) ‘они’ [9, с. 27; 10, с. 40, 46].
Местоимения 3-го лица во многих языках исторически восходят к указательным местоимениям; возможно, местоимения 3-го лица в баоаньском языке имеют также непосредственную связь с указательными местоимениями [1, c. 115].
В бурятском языке указательные местоимения становятся почти тождественными личным местоимениям, когда они благодаря аффиксации приобретают значение лица, что бывает в трех случаях: 1) когда указательные местоимения как в единственном, так и во множественном числе принимают личные притяжательные частицы, например: Согто. Энэш ɵɵрɵɵ ойлгонд ehomou … — ‘Цокто. Он сам, должно быть, понимает…’; Жаргал… Бургэдэи ерээ haa, баhа тэдэмни ерэхэ юм бэзэ… Али, эдэш энэ ерэбэд гу? — ‘Жаргал. Если Бургыт придет, то они, наверно, опять заявятся … Да они вон, кажись, идут?’; 2) во множественном числе, например: Тэдэнэр хаа-на ошооб? — Куда они ушли?’; 3) в косвенных падежах, например: Би тэрээниие хараагγйб — ‘Я его не видел’; Тэ-дэнэрhээ бэшэг ерээ — ‘От них пришло письмо’ и т.п. [7, c. 140].
Личные местоимения в качестве показателей, или суффиксов употребляются с повелительно-желательными формами глагола. Изъявительные и причастные глагольные формы, употребляемых предикативно, в могольском языке, а также и в ойратских, дагурских и бурятских диалектах могут сопровождаться лично-предикативными частицами местоименного происхождения, представляющими собой усеченные формы личных местоимений соответствующего лица и числа [7, c. 83, 86].
Примеры: монг. Эрт боссон чинь сайн байна — ‘Хорошо, что ты рано встаешь (букв. — твое раннее вставание хорошо). Сокращенная форма личного местоимения — чинь стоит после причастия прошедшего времени — боссон.
… Тэгээд манай суръуулийнхан бугдээр дуулдаг болсон — Так наши учащиеся научились все петь.
Хун бугэд ажил хийх хирэгтэй — Все люди обязаны трудиться [8, c. 89, 90].
В бурятском языке причастие будущего времени в своем сказуемостном употреблении сопровождается не только лично-предикативными частицами, но и лично-притяжательными частицами. Эти частицы представляют собою усеченные формы родительного падежа соответствующих личных местоимений:
Таблица 2
Родительный падеж личных местоимений
| 1-е л. ед. ч.
1-е л. мн. ч. |
-мни ← минии ‘мой’;
-мнай ← манай ‘наш’ |
| 2-е л. ед. ч.
2-е л. мн. ч. |
-шни ← шинии ‘твой’;
-тнай ← танай ‘ваш’ |
| 3-е л. ед. и
мн. ч. |
-нь ← iнÿ ‘его’,
*ану ‘их’ |
Примеры:
Шубуунай ундэгэ хулгайлжа абахыешни харахамни. — ‘Посмотрю я, как ты украдешь у птицы яйцо!’ (букв. Птицы яйцо воруя взятие-твое смотрение-мое!’); Ши юундэ намайе, буудахашниб ? — ‘Зачем ты будешь стрелять в меня?’ (букв. ‘Ты зачем меня стреляние-твое?’) [7, c. 91].
Родительный падеж личных местоимений употребляется в качестве притяжательных местоимений для выражения отношений притяжания. Личные местоимения в род. падеже миний (мой), чиний (твой), манай (наш), танай (ваш), үүний, түүний (его, её), эдний, тэдний (их), ставятся всегда перед определяемым им словом и потому являются в предложении определением. Параллельно этим местоимениям могут употребляться их сокращенные формы, ставшие притяжательными частицами: минь (мой), чинь (твой), мань (наш), тань (ваш), нь (его, ее, их); они ставятся после определяемых слов и всегда отдельно [8, c. 88].
Примеры: Чи одоо адуу руу очоод миний зээрд морийг бариад ир гэхэд, хүү нь гарч одлоо — Когда отец сказал: „Ты отправься к табунам и приведи моего рыжего коня“, — сын (его) вышел из юрты.
Миний хүү, аав нь энэ жил хүүтэйгээ лав уулзана — Мой сын, отец (твой) в этом году обязательно встретится со своим сыном.
Хүү Цогт минь сайн сууж байна — Сын мой Цогт живет хорошо.
Ээж минь миний гараас хөтлөөж явхад … — Когда моя мать, взяв меня за руки, повела к школе… [8, c. 89].
В последнем из примеров первое из местоименных определений стоит после определяемого имени в сокращенной форме (минь — мой), а второе — в родительном падеже — перед определяемым именем (миний — мой). Таким способом избегается использование, стоящих рядом в одном и том же падеже двух местоименных определений.
Если сокращенные формы притяжательных местоимений минь (мой), чинь (твой), нь (его, ее, их) стоят после аффикса винительного падежа, то конечный согласный аффикса данного падежа отбрасывается. Например:
гэр (юрта) гэр + ийг (вин. п. — юрту)
гэр + ий минь (юрту мою)
гэр + ий чинь (юрту твою)
гэр + ий нь (юрту его, ее)
ах (старший брат) ах + ыг (вин. п. — старшего брата)
ах + ы минь (старшего брата моего)
ах +ы чинь (старшего брата твоего)
ах + ы нь (старшего брата его, ее)
[8, c. 89]
В баоаньском личные местоимения в форме род. падежа выполняют функцию определения (род. пад.), а также могут выступать в роли сказуемого. В этом случае они обязательно стоят в род. падеже с суффиксом гэ, например: чэ — ты — чэнэ твой — чэнэгэ принадлежащий тебе [10, с. 49]..
Форма родительного падежа получила широкое применение и в тюркских и в монгольских языках: в монгольском inu „еius» дало энклитику —ini, —ni, —n‘ „еius«, а в тюpкском —i, —in— стало современным притяжательным суффиксом третьего лица [5, c. 69].
В дагурском языке понятия ‘мой’, ‘твой’ и т.д. также выражаются при помощи форм родительного падежа личных местоимений, которые ставятся не перед словом, к которому они относятся, а после него, отчасти сливаются с ним, теряют конечный гласный и т. д., словом находятся на пути к становлению суффиксами. Например: 1-е л. ед. ч.: -м’iн’ (реже -мн’ǐ < gen. -м’iн’ī) — но’т’ŏг-м’iн’ ‘моя родина’, бєл‘-м’iн‘ ‘мои перчатки’, гєp‘ǐ-м’iн‘ или гєp‘ǐ—мн’ǐ ‘мой дом’ и т. д.; 2-е л. ед. ч.: —ш‘iн‘ (реже —ш‘н’ǐ <gen. ш‘iн’ī) — ш’άдăл-ш‘iн‘ ‘твои способности’, содŏл-ш‘iн‘ ‘твои жилы’, гєp‘ǐ—ш‘н’ǐ ‘твой дом’ и т. д.; 1-е л. мн. ч.: —мāн’ (< gen. мāн’ī от местоимения бā ‘мы’) — к’єў‘к’-мāн‘ ‘наш сын’, гєр’-мāн’ ‘наш дом’ и т. д.
В склонении эти суффиксы — их можно так называть — присоединяются к падежным окончаниям, например: мор‘īгīн‘ ‘его коня’ (gen.), хор’ējīмāн‘ ‘нашего двора’ (gen.), ɪɪẏрȳгīн’ ‘его сердце’ (асc.), сáĭхăндīн‘ ‘в его хорошем’ (dat.-loc.), ємẏлєсīн‘ ‘перед ним’ (аbl.) и т.д. [4, c. 149:I50].
В дагурском языке постпозитивные личные местоимения имеют тенденцию превращаться в лично-предикативные частицы. Это происходит в тех случаях, когда сказуемое предложения соотносится с подлежащим, выраженным местоимением 1-го или 2-го лица ед. и мн. числа. Например: бū шамū уджирсамбū ‘я пришел навестить тебя’; бū акāтūjā нэкэндэ āсамбэ — ‘я находился вместе со своим старшим братом’; шū хāна сауджāбэiшэ? — ‘где ты живешь?’; мāнū гучумāн» ирсэнэс бā котон ичибэiбā — ‘когда приедут наши друзья, мы поедем в город’; тā āнū идэсэ чадабэiтā — ‘если это поедите, вы утолите голод» [12, c. 55].
Личные местоимения в языках монгольской группы имеют некоторые особенности.
Основы косвенных падежей личного местоимения 1-го лица единственного числа не совпадают с формой именительного падежа. Однако, в баоаньском языке в отличие от местоимений в других монгольских языках, орудный и соединительный падежи местоимения 1-го лица имеют общую основу с именительным падежом.
В остальных языках у личных местоимений при склонении совпадают по форме падежи винительный и дательно-местный, тогда как в именах существительных одинаково оформляются родительный и винительный падежи.
В монгорском языке у местоимений совпадают по форме два падежа: родительный и винительный, как и у существительных. Их значения выясняются только из контекста, например: будангулане тенде мула джавасеша ‘у нас водятся мелкие рыбки’; ндёгу кунгула будангулане мудем ‘здешние люди узнают нас’. Здесь в первом примере местоимение будангулане стоит в родительном, а во втором — в винительном падеже [11, c. 78].
Личные местоимения 1-го и 2-го лица единственного и множественного числа не употребляются с суффиксами принадлежности. При выражении принадлежности эти суффиксы обычно прибавляются к основе личного местоимения 3-го лица и не используются с местоимениями 1-го и 2-го лица ед. и мн. числа. Ср. чэ нджаңнэнэ окэ ‘ты отдай принадлежащее ему’, где в местоимении нджаң, ‘он’ первый суффикс —нэ -показатель родительного падежа, а второй нэ — суффикс принадлежности 3-го лица.
Таблица 3
Парадигма склонения возвратно-указательного местоимения:
| Единственное число | Множественное число | |
| Им.
Род. Дат.-местн.
Вин.
Ор.
Совм.
Исх. |
өөрөө ‘сам’
өөрынгөө, өөрын ‘свой’ өөртөө ‘себе’
өөрыгөө ‘себя’
өөрыгөөрөө ‘собой’
өөртэйгөө ‘с собой’
өөрhөө ‘от себя’ |
өөhэдөө ‘сами’
өөhэдингөө, өөhэдын ‘свои’ өөhэдтөө ‘сами себе’, ‘самим себе’ өөhэдыгөө ‘сами’, ‘себя’, ‘самих себя’ өөhэдөөрөө ‘самими’ ‘сами собой’ өөhэдтэйгөө ‘сами с собой’
өөhэdhөө ‘сами от себя’, ‘от самих себя |
Склонение, да и вообще употребление возвратно-указательного местоимения в бурятском языке почти немыслимо без частицы возвратного притяжания, что связано с природой этого местоимения. Правда, оно может в косвенных падежах употребляться с частицами не возвратного, а личного притяжания, и в родительном и исходном падежах — без частиц вообще (см. выше парадигму склонения). Но, так или иначе, без показателя притяжательности или принадлежности, будь это частица или падежный формант, оно, как местоимение, самостоятельного существования не имеет [7, c. 141].
В. Котвич, рассматривая отдельные варианты суффиксов множественного числа возвратного притяжания в тунгусском языке, высказал интересную гипотезу о единстве происхождения монгольского и тунгусского суффиксов возвратного притяжания: «По внешней форме он очень напоминает монгольский возвратный суффикс в том виде, в котором он встречается в „Сокровенном сказании монголов» и в литературном языке. Поэтому можно предполагать, что оба суффикса — монгольский и тунгусский — возникли из одного и того же источника, т.е. произошли от монгольско-тунгусского существительного bеуе ‘человек’, ‘тело’, ‘сам’» [2, c. 171].
В этой связи вполне возможно предположить, что в отдельных монгольских языках (современном монгольском, бурятском, калмыцком) основа косвенных падежей местоимения епе и частица возвратного притяжания -āн (-н) генетически близки между собой, имея одинаковый источник в значении ‘человек’, ‘тело’, сам. … [10, с. 41-54].
Кроме названных личных местоимений, Н.Н. Поппе упоминает особые показатели принадлежности «…от которых в языке современной письменности употребительны лишь формы родительного падежа местоимений —inū и —апū имеющие и та и другая значение `его (ее)’, `их`» [3, c. 29].
В старых рукописях, копиях с не дошедших до нас рукописей XIV столетия, встречаются некоторые другие падежные формы местоимения третьего лица единственного числа, а именно форма винительного падежа imaji и дательно-местного пaдежа imadur.
Таким образом, от этого местоимения засвидетельствованы следующие формы:
Родительный падеж (ныне употребительный) inū;
Дательно-местный (ныне не употребительный) imadur.
Винительный (ныне не употребительный) imaji.
Вместо inū и апū в живом разговорном халха-монгольском языке как и в других языках монгольской группы, наблюдается: суффикс —ni, являющийся притяжанием 3-го лица и представляющий собою дальнейшее развитие inū. Под влиянием живой речи в языке современной и старой письменности иногда наблюдается вместо inū его разговорный эквивалент —ni, напр., ečigeni `ero отeц`. Иногда наблюдается даже просто i (преимущественно в рукописях XIV столетия), напр., dörben ʒügtüri по четырем сторонам его. . . [3, c. 34].
Таким образом, подводя некоторые итоги, можно сказать, что не смотря на некоторые различия в личных местоимениях монгольских языков при выражении категории притяжательности именно эти местоимения играют значительную роль для выражения отношений притяжательности. Они замещают отсутствующие в монгольских языках притяжательные местоимения. От них образованы притяжательные и лично-предикативные частицы, которые также принимают участие в выражении притяжательности. Кроме того в некоторых монгольских языках (дагурский) формы родительного падежа личных местоимений, будучи употребленными после слова к которому они относятся, отчасти сливаются с ним, теряют конечный гласный и практически, находятся на пути к становлению суффиксами.
Список литературы
- Дарбеева А.А. O личных местоимениях третьего лица в монгольских языках. // Вопросы языкознания. 1970 № 1. — С. 113-117.
- Котвич В. Исследование по алтайским языкам, M.: Изд-во иностр-й лит-ры, 1962. —371с.
- Поппе Н.Н. Грамматика письменно-монгольского языка. М.,Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1937. —196 c.
- Поппе Н.Н. Дагурское наречие. Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1930. —175 c.
- Рамстедт Г.И. Введение в алтайское языкознание. М.: Изд-во иностр-й лит-ры, 1957. — 255 с.
- Рождественский Ю.В. Типология слова. / Рождественский Ю.В. М.: Издательство: Высшая школа, 1969. — 285 c.
- Санжеев Г.Д. Грамматика бурятского языка. М.: Изд-во восточной лит-ры, 1962. — 339 c.
- Тодаева Б.Х. Грамматика современного монгольского языка. М.: Издательство Академии Наук СССР, 1951. — 195 с.
- Тодаева Б.Х. Дунсянский язык. М.: Изд-во «Наука», 1961. —150 c.
- Тодаева Б.Х. Баоаньскнй язык. М.: Изд-во «Наука», 1964. — 155 c.
- Тодаева Б.Х. Монгорский язык. М.: Изд-во «Наука». Главная редакция восточной лит-ры, 1973. — 390 c.
- Тодаева Б.Х. Дагурский язык. М.: Изд-во восточной лит-ры. «Наука», 1986. — 187 с.[schema type=»book» name=»ВЫРАЖЕНИЕ ПРИТЯЖАТЕЛЬНОСТИ В МОНГОЛЬСКИХ ЯЗЫКАХ С ПОМОЩЬЮ МЕСТОИМЕНИЙ » description=»В предлагаемой статье рассматривается роль местоимений при выражении притяжательности в монгольских языках. В связи с отсутствием в них притяжательных местоимений для выражения притяжательности используются личные и указательные местоимения. Личные местоимения в качестве показателей, или суффиксов могут употребляться как с именами, так и с формами глагола. Не смотря на некоторые различия в личных местоимениях этих языков, при выражении категории притяжательности именно эти местоимения играют значительную роль для выражения отношений притяжания.» author=»Краснощёков Евгений Владиславович» publisher=»БАСАРАНОВИЧ ЕКАТЕРИНА» pubdate=»2017-03-20″ edition=»ЕВРАЗИЙСКИЙ СОЮЗ УЧЕНЫХ_30.05.2015_05(14)» ebook=»yes» ]