Аксиология, или теория ценностей, традиционно, еще со времен высокой античной классики, считается разделом философии. И хотя «аксиология в античности как бы «растворена» в философии», именно из нее «вырастают новоевропейские ценностные теории» [1, с. 181]. Современные представители историко-философской науки не без оснований утверждают, что сегодня практически невозможно «выделить те области познания, в которых самым активным образом не применялись бы аксиологические установки или по крайней мере термины» [13]. В числе прочего, это относится и к аксиологической концепции права, основоположником которой в отечественном правоведении является Н.Н. Алексеев [10, с. 34], более столетия назад посвятивший проблеме правовых ценностей одну из глав своей фундаментальной работы «Основы философии права» [2, с. 96-126].
Аксиологический аспект права представляет интерес не только в философско-правовом контексте (бытие права), но и с позиций действия права, а конкретнее – процесса правового регулирования, особенно его первой стадии, связанной с возведением воли суверена в закон. В качестве суверена (носителя суверенитета) в нашем случае могут выступать либо народ, либо государство. В роли законодателя эти субъекты не идентичны, как не идентичны (даже в самом высшем проявлении демократизма) механизмы прямой и косвенной демократии. Неидентичность обусловлена, прежде всего, тем, что законотворчество народа всегда исходит из системы ценностей гражданского общества, тогда как законотворчество государства основывается, как правило, на ценностных ориентирах позитивизма. Различие между двумя ценностными массивами тем меньше, чем более развито гражданское общество, и, следовательно, чем решительней преодолены в общественном сознании этатистские мотивы.
Подчеркивая универсальность таких правовых ценностей, как конституционность и законность, Н.Н. Витрук разграничивает понятия «ценность Конституции» и «конституционные ценности» и утверждает, что именно сквозь призму последних «строятся отношения между личностью, гражданским обществом и государством». С этим нельзя не согласиться, как и с последующим выводом о том, что «Конституция РФ определяет иерархию в системе конституционных ценностей, особенно выделяя те ценности, которые квалифицированы в качестве основ конституционного строя (гл. 1)» [5, с. 12, 14]. Действительно, сама логика конституционного текста выстраивает эту иерархию, открывая рассмотрение конструкции «основы конституционного строя» последовательным изложением 2-й, 3-й и 4-й статей [7]. Интерпретируем соответственно: 1) человек – высшая ценность; 2) народ – единственный источник власти; 3) суверенитет государства носит по преимуществу территориально-юрисдикционный характер.
Что касается избранного нами аспекта иерархии конституционных ценностей, то он содержательно опирается на три основополагающие понятия – «безопасность личности», «безопасность общества» и «безопасность государства». Нас интересует, являются ли эти понятия конституционными категориями, и если являются, то – каким образом законодатель в лице народа определил их ценностное взаиморасположение.
Понятие «безопасность личности» в Конституции не употреблено прямо, но косвенно – неоднократно. Например, ч. 3 ст. 37 декларирует принцип безопасности труда; в ч. 1 ст. 56 упоминается безопасность граждан в условиях чрезвычайного положения; ч. 2 ст. 74 в качестве оснований для ограничения перемещения товаров и услуг называет необходимость обеспечения безопасности людей [7] и т. п. Это дает нам возможность считать категорию «безопасность личности» конституционной, тем более что она упоминается и раскрывается во многих актах, являющихся источниками конституционного права.
Конституционный характер понятия «безопасность общества» подтверждается употреблением в тексте Конституции словосочетаний «обеспечение общественной безопасности» (как предмет совместного ведения Федерации и субъектов – п. б) ч. 1 ст. 72) и «охрана общественного порядка» (как полномочие Правительства Российской Федерации – п. е) ч. 1 ст. 114; как функция органов местного самоуправления – ч. 1 ст. 132) [7].
Словосочетание «безопасность государства» в прямом звучании встречается в Конституции трижды, причем в различных контекстах: как объект присяги вступающего в должность Президента Российской Федерации (ч. 1 ст. 82); как основание (в случае возможности подрыва безопасности государства) для запрета создания и деятельности общественного объединения (ч. 5 ст. 13); как основание (в случае необходимости защиты безопасности государства) ограничения прав и свобод человека и гражданина (ч. 3 ст. 55). Что касается понятия «государственная безопасность», использованного при перечислении полномочий Правительства Российской Федерации (п. д) ч. 1 ст. 114) [7], то здесь синонимичность двух понятий очевидна.
Итак, выделенные нами категории, вне сомнения, носят конституционный характер. Какая же ценностная шкала применена к ним в Конституции?
Как отмечалось ранее, Конституция выстраивает иерархию социальных ценностей вполне однозначно. Человек, его права и свободы не только венчают эту иерархию (ст. 2), но и «определяют смысл, содержание и применение законов» (ст.18) [7]. Предполагается, что государство в своем законотворческом процессе должно следовать конституционному императиву. Проанализируем реализацию этого долженствования на примере текущего законодательства о национальной безопасности – на всем протяжении его развития в современной России: от утратившего силу Закона Российской Федерации «О безопасности» до одноименного Федерального закона, не так давно «обновленного» законодателем.
Для того чтобы проследить динамику иерархичности рассматриваемых конституционных категорий в законодательстве о национальной безопасности, из актов федеральных органов государственной власти выберем те, которые в прямой постановке используют и интерпретируют конструкцию «безопасность личности, общества и государства». При этом будем следовать хронологии раскрытия указанных категорий в текущем законодательстве [4, с. 6-12].
Принятый в 1992 г. и утративший силу в 2010 г. Закон Российской Федерации «О безопасности» дефинировал безопасность как «состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз» [6]. Причем жизненно важные интересы определялись как совокупность потребностей, удовлетворение которых надежно обеспечивает существование и возможности прогрессивного развития всех обозначенных ранее субъектов безопасности. Далее, раскрывая принципы обеспечения безопасности, законодатель вводил понятие «баланс жизненно важных интересов личности, общества и государства». Здесь открывалось широкое поле для полемики, но представляется целесообразным остановиться только на наиболее противоречивом, на наш взгляд, моменте. Согласно Конституции, важнейшим (а может, единственным?) «жизненно важным интересом государства» является «признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина». Все остальное – производные: ведь и территориальная целостность, и единство системы государственной власти, и государственный суверенитет – это, в конечном итоге, отражение жизненно важных интересов социализированной личности [3, с. 26]. Не случайно, опираясь на богатый опыт конституционного правосудия, Б.С. Эбзеев считает, что проблему конкуренции ценностей государства и личности сама Конституция решила адекватно. И продолжает: «Конституция – синтез естественного и позитивного права, права, рожденного вместе с человеком» [9].
Устранению противоречия, присутствовавшего в первом законе «О безопасности», должна была способствовать дальнейшая разработка понятия «национальные интересы России». Введя это понятие и определив его как «совокупность сбалансированных интересов личности, общества и государства», Концепция национальной безопасности Российской Федерации 1997 г. содержательно охарактеризовала каждую из групп интересов следующим образом: интересы личности – конституционные права и свободы, личная безопасность, качество и уровень жизни, физическое, духовное и интеллектуальное развитие; интересы общества – демократия, создание правового, социального государства, общественное согласие, духовное обновление России; интересы государства – конституционный строй, суверенитет и территориальная целостность России, политическая, экономическая и социальная стабильность, законность, правопорядок, равноправное и взаимовыгодное международное сотрудничество [8].
Как видим, несмотря на появление концептуального правового акта, противоречие осталось. Конституционный строй, являющийся важнейшей гарантией прав и свобод человека и гражданина, был структурно отделен от интересов личности и общества. Вместе с тем, кто может быть более заинтересован в искомом конституционном порядке, чем личность (субъект гражданского общества) или народ, установивший этот порядок через процедуру прямой демократии? Подтверждение тому – само определение понятия «национальная безопасность Российской Федерации», закрепленное в Концепции: «безопасность ее многонационального народа как носителя суверенитета и единственного источника власти в Российской Федерации» [8]. Это – детерминанта конституционно подтвержденного верховенства народного суверенитета, поэтому позиционирование государства как носителя специфических интересов, в том числе в сфере обеспечения национальной безопасности, противоречит самому духу Конституции.
Событием, благодаря которому многие из рассмотренных вопросов могли бы быть сняты, стало утверждение Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года (Указ Президента Российской Федерации от 12 мая 2009 г.). И они действительно были сняты.
Во-первых, национальные интересы Российской Федерации определяются в Стратегии как «совокупность внутренних и внешних потребностей государства в обеспечении защищенности и устойчивого развития личности, общества и государства» [11], что в значительно большей степени, чем определение из предыдущего акта, соответствует духу ст. 2 Конституции Российской Федерации.
Во-вторых, в перечне угроз национальной безопасности первое место отведено «прямой или косвенной возможности нанесения ущерба конституционным правам, свободам, достойному качеству и уровню жизни граждан», что соответствует общепринятому пониманию сути правового государства как государства, связанного правом во имя реализации законных интересов личности.
В-третьих, в качестве главного направления государственной политики в сфере обеспечения национальной безопасности определено «усиление роли государства в качестве гаранта безопасности личности», что предполагает взгляд на безопасность личности не как на состояние, а как на процесс реализации одной из важнейших функций государства.
Положительные сдвиги в оптимизации содержательной стороны рассматриваемых нами конституционных категорий налицо. Конечно, это – всего лишь терминология. Но произвольное толкование правовых дефиниций порой влечет за собой трансформацию смысла материальных норм, что недопустимо, тем более в вопросах, связанных с реализацией прав и свобод личности.
Однако есть и другой путь – вовсе избежать дефиниций, как это сделал законодатель в лице Федерального Собрания, одобрив и приняв в декабре 2010 г. Федеральный закон «О безопасности». Отсутствие определения безопасности в указанном законе – не единственная его особенность. Здесь между понятиями «безопасность» и «национальная безопасность» поставлен знак равенства, а сами объекты обеспечения безопасности расставлены в такой последовательности: 1) государство; 2) общество; 3) экология; 4) личность; 5) иное, предусмотренное законодательством (ст. 1 ФЗ) [12].
Судя по всему, законодатель в данном случае не озабочен градуировкой аксиологической шкалы, так как с приведенным ранее перечнем парадоксально соседствуют тезисы о том, что «правовую основу обеспечения безопасности составляют Конституция Российской Федерации, общепризнанные принципы и нормы международного права» (ст. 5) и что первым из основных принципов обеспечения безопасности является «соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина» (ст. 2) [12].
Предвидится вопрос воображаемого оппонента: а так ли важен иерархический подход при перечислении социальных ценностей? Конечно, нет, но только в доктринальном или публицистическом смысле. Если же это закон, то исповедуемый нами принцип нормативизма предполагает наличие иерархии во всем, что касается догмы права (если при этом специально не оговаривается равенство перечисляемых элементов системы). Думается, не случайно среди установленных Конституцией и уже упоминавшихся нами оснований ограничения прав и свобод человека и гражданина «обеспечению обороны страны и безопасности государства» предшествует «защита основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц» (ч. 3 ст. 55), а в присяге Президента, также цитировавшейся, «защиту суверенитета и независимости, безопасности и целостности государства» предваряют «уважение и охрана прав и свобод человека и гражданина, соблюдение и защита Конституции Российской Федерации» (ч. 1 ст. 82) [7].
В заключение хотелось бы вновь процитировать Н.В. Витрука: «Существующая иерархия ценностей, возможность коллизии между ними вызывают на практике необходимость поиска их баланса, гармоничного сочетания» [5, с. 12]. Это в полной мере относится к рассматриваемой нами сфере обеспечения национальной безопасности, особенно в современной, далеко неоднозначной геополитической ситуации.
Список литературы
- Аванесов С.С.«Горгий» Платона: опыт аксиологического комментария // ΣΧΟΛΗ. Философское антиковедение и классическая традиция. 2008. Т. 2. № 2. С. 181-194.
- Алексеев Н.Н. Основы философии права / Сост.: Альбов А.П., Величко А.М., Масленников Д.В., Ревнова М.Б.; Отв. ред.: Масленников Д.В., Сальников В.П. С.-Пб.: Изд-во С.-Петербург. юрид. ин-та, 1998.
- Астрахан В.И. Безопасность личности как конституционно-правовая категория // Современное общество и право. 2013. № 1 (10). С. 26-31.
- Астрахан В.И. Федеральное законодательство о национальной безопасности: динамика, содержание, принципы // Современное общество и право. 2014. № 1 (14). С. 6-12.
- Витрук Н.В. Конституция Российской Федерации как ценность и конституционные ценности: вопросы теории и практики // Конституционные ценности: содержание и проблемы реализации. Материалы Международной научно-теоретической конференции 4–6 декабря 2008 г.: В 2-х т. Т. 1. / Под ред. Н.В. Витрука, Л.А. Нудненко. М.: Российская академия правосудия, 2010. С. 9-20.
- Закон РФ от 05.03.1992 № 2446-1 (ред. от 26.06.2008) «О безопасности» // Ведомости СНД и ВС РФ. 09.04.1992. № 15. Ст. 769; Российская газета. 28.06.2008. (Утратил силу в связи с вступлением в силу Федерального закона от 28.12.2010 г. № 390-ФЗ «О безопасности»).
- Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993) (с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30.12.2008 № 6-ФКЗ, от 30.12.2008 № 7-ФКЗ, от 05.02.2014 № 2-ФКЗ, от 21.07.2014 № 11-ФКЗ) // Собрание законодательства РФ. 04.08.2014. № 31. Ст. 4398.
- Концепция национальной безопасности Российской Федерации (утверждена Указом Президента РФ от 17 декабря 1997 г.) // Российская газета. № 247. 26.12.1997. (Документ утратил силу с 12 мая 2009 года в связи с изданием Указа Президента РФ от 12.05.2009 № 537).
- Публичная лекция члена ЦИК РФ Бориса Сафаровича Эбзеева [Электронный ресурс] // Юридический факультет МГУ [Офиц. сайт]. 25.10.2013. URL: https://www.law.msu.ru/node/28731 (дата обращения: 22.08.2015).
- Стукалов А.В. Аксиологическая концепция права и морали Н.Н. Алексеева // История государства и права. 2007. № 20. С. 34-36.
- Указ Президента РФ от 12.05.2009 № 537 (ред. от 01.07.2014) «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года» // Собрание законодательства РФ. 18.05.2009. № 20. Ст. 2444.
- Федеральный закон от 28.12.2010 № 390-ФЗ «О безопасности» // Собрание законодательства РФ. 03.01.2011. № 1. Ст. 2.
- Шохин В.К., Абушенко В.Л. Аксиология.Гуманитарная энциклопедия [Электронный ресурс] // Центр гуманитарных технологий. 25.07.2014 (последняя редакция: 28.12.2014). URL: https://gtmarket.ru/concepts/6894 (дата обращения: 24.08.2015).[schema type=»book» name=»ИЕРАРХИЯ КОНСТИТУЦИОННЫХ ЦЕННОСТЕЙ В РОССИЙСКОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ О НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ » author=»Астрахан Владимир Иванович» publisher=»БАСАРАНОВИЧ ЕКАТЕРИНА» pubdate=»2017-02-18″ edition=»ЕВРАЗИЙСКИЙ СОЮЗ УЧЕНЫХ_29.08.2015_08(17)» ebook=»yes» ]