РЕГИОНАЛЬНЫЕ ТОПОНИМИЧЕСКИЕ ПЕРЕИМЕНОВАНИЯ В СТРУКТУРНОМ АСПЕКТЕ (НА МАТЕРИАЛЕ ТОПОНИМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ КАЛИНИНГРАДСКОЙ ОБЛАСТИ)

В рамках совместного проекта Балтийского федерального университета им. И. Канта и Кильского университета им. Х. Альбрехта (ФРГ) в течение последних пяти лет проводится сопоставительное изучение топонимов бывшей Северо-Восточной Пруссии и сменивших их после окончания Великой Отечественной войны по решению советского руководства топонимов современной Калининградской области. До сих пор основное внимание участников проекта концентрировалось на сравнительном анализе семантики названий региональных населенных пунктов и природных объектов до и после переименования (см., напр., работу [3], в которой на материале шести районов Калининградской области было установлено, что 15 % всех переименований населенных пунктов и 45 % переименований природных объектов осуществлялись с однозначной опорой на исходную прусско-немецкую топонимику).

Тем не менее, фонд Ad infinitum, взявший на себя финансирование исследования, поставил задачу параллельно выявить степень структурного соответствия между исходными и новыми топонимами при переименовании. Согласно нашей изначальной гипотезе эта степень должна стремиться к нулю, поскольку в немецком и русском языках исторически сложились различные словообразовательные системы. По утверждению Б. Дресслера, при образовании новых номинативных единиц для немецкого языка более характерно использование словосложения, а для русского языка – аффиксация [1, с. 100]. С другой стороны, в статье Е.В. Цветковой постулируется структурное своеобразие топонимики каждого конкретного региона каждой отдельной страны, пусть и в пределах, задаваемых особенностями морфологии применяемого национального языка [7, с. 106], поэтому участниками проекта было решено все-таки задействовать при анализе структурный аспект, пользуясь при описании способов топонимического словообразования классификацией его продуктивных моделей, разработанной Л.И. Маршевой [2].

В целях исследования нами были отобраны из архивных документов [4], [5] и [6] 254 пары «исходный ойконим à новый ойконим» и 301 пара «исходная номинация природного объекта à новая номинация природного объекта». При их рассмотрении парадоксальным образом выяснилось, что в 7 % случаев ойконимических переименований и в 9,6 % случаев переименования природных объектов новые топонимические единицы строились по той же словообразовательной модели, что и исходные. Однако в этой связи встает вопрос о том, носит ли факт соответствующих структурных согласований намеренный со стороны советского руководства характер.

В целях решения данного вопроса мы последовательно изучили как переименования природных объектов, так и ойконимические переименования. В первой ситуации выяснилось, что преобладающими согласованными моделями словообразования являются:

1. простой топоним с нулевым формантом (13 из 29 случаев). Все относящиеся к этой группе номинации за единственным исключением оказались гидронимами, причем, как правило, заимствованными из исходного языка практически в неизменной форме, что и предопределило имеющие место структурные совпадения: Lepone à Лепона; Tilse à Тыльжа; Pregel à Преголя;
2. простой суффиксальный топоним (7 случаев). Ойконимы, входящие в эту группу, настолько разнородны во всех планах своего анализа, что зафиксированные структурные согласования, скорее всего, случайны;
3. составной топоним с первым компонентом-согласованным (с морфологической точки зрения) определением (6 случаев). Примеры названной группы также отличаются разноплановостью. Так, обращает на себя внимание то обстоятельство, что при взаимном согласовании исходных и новых топонимов первый компонент обычно переводится на русский язык (Groβes Moosbruch à болото Большое Моховое; Alte Tawelle à река Большая Товарная), а второй компонент может либо переводиться (как в первом примере из предыдущих скобок), либо просто заимствоваться (Alte Ossa à река Старая Оса). Подобная разноплановость, по нашему мнению, опять же свидетельствует о ненамеренном характере структурного согласования.

Что касается структурных согласований в сфере ойконимики, то они затрагивают почти одну лишь словообразовательную модель – простую суффиксацию (16 из 18 случаев) и, на первый взгляд, кажутся продуманными, поскольку предполагают применение у исходных элементов исследованных пар топонимов единственного суффикса —en, считающегося одним из наиболее распространенных среди немецкоязычных топонимических аффиксов: Warnen à пос. Шмелево; Leegen à пос. Знаменка; Kurschen à пос. Ракитино. Вместе с тем, новые ойконимы из пар, как мы видим уже по приведенному ограниченному ряду примеров, образуются с помощью совершенно разнотипных суффиксов; к тому же далеко не каждый восточно-прусский ойконим с суффиксом –en заменяется в Калининградской области на топонимическую единицу, образованную путем суффиксации (см.: Wischaiten à пос. Мостовое (модель простой субстантивации прилагательного); Gritischken à Лозняки (простой плюральный топоним) и т.п.). Отсюда логичным нам представляется вывод о всё же случайном характере ойконимических структурных согласований.

Таким образом, подавляющее большинство новых номинаций как природных объектов, так и населенных пунктов вновь созданной Калининградской области (508 из 555) было отобрано независимо от структуры исходных языковых единиц, причем при образовании как исходной, так и новой топонимики ярко проявились тенденции, аналогичные действующим в соответствующих словообразовательных системах в целом.

Например, в области немецко-прусских географических названий наиболее продуктивными оказались следующие модели:

1. простое сложение (233 случая против всего 8 случаев в области советских географических названий): Preussendorf, Karlswalde, Eisenfeld;
2. составные топонимы с первым компонентом-морфологически несогласованным определением (98 случаев; а в современной региональной топонимике эта модель не фигурирует вообще): Groβ Ottenhagen, Neu Argeningken, Nassawer See;
3. простые суффиксальные топонимы (94): Sommerau, Rauschwe, Lauknen;
4. простые топонимы с нулевыми формантами (58): Arge, Memel, Laak;
5. простые сложения, осложненные за счет третьего компонента или дополнительной суффиксации (по 18 примеров каждого из двух типов осложнения, причем первый из них для русскоязычного словообразования нетипичен): Kinderweitschen, Strauchmühlen—Teich, Groβlaschnicken;
6. составные топонимы с первым компонентом-морфологически согласованным определением (17): Groβer See, Toller See, Hoher Berg.

При ранжировании способов образования новой региональной топонимики картина выглядит совсем иначе:

1. простая субстантивация прилагательных (204 примера; для немецкого топонимообразования модель не характерна): река Бобровая, река Красная, гора Обзорная;
2. простые суффиксальные топонимы (156 против 94, отмеченных среди исходных топонимов): пос. Берёзовка, река Окуневка, река Черница;
3. простые отфамильные образования с изменением грамматического рода на средний (58 случаев; в немецко-прусской топонимике модель также отсутствует): пос. Лермонтово, пос. Пушкино, пос. Ульяново;
4. простые топонимы с нулевыми формантами (44): город Нестеров, гора Дозор, река Баржа;
5. составные топонимы с первым компонентом-морфологически согласованным определением (16): пос. Большие Горки, река Большая Прудная, урочище Большой Луг;
6. простые плюральные топонимы (21; опять же типично русскоязычная словообразовательная модель): пос. Ельники, пос. Пеньки, пос. Перелески.

Существенно расходятся в обоих рассматриваемых языках и соотношения простых и составных, то есть многословных топонимов. В исходной топонимической системе региона составные номинации географических объектов однозначно являются более многочисленными, чем в современной (21,3 % против 6,7 %). Кроме того, основная масса немецко-прусских составных топонимов (94 %) имеет в качестве первого компонента несогласованное определение, в то время как почти все новые составные географические названия (за единственным исключением) построены по принципу морфологического согласования своих компонентов.

В заключении статьи подчеркнем, что итогом работы кильско-калининградской проектной группы стала констатация факта нецелесообразности дальнейшего изучения калининградских топонимических переименований в структурном аспекте при одновременной необходимости продолжения исследования семантической согласованности между исходными и новыми топонимическими единицами.

Список литературы:

1. Дресслер Б. Особенности немецкого и русского словообразования: основные модели и термины // Культурная жизнь Юга России. – 2009. — № 2. – С. 99-100.
2. Маршева Л.И. Структурные и номинационные типы в диалектной топонимии Липецкой области: Дисс. … д-ра филол. наук. – М.: Издательство Московского педагогического государственного университета, 2008. – 509 с.
3. Петешова О.В. Способы согласования топонимов при переименовании (на материале топонимической системы Калининградской области) // Вестник гуманитарного научного образования. – 2012. — № 6. – С. 23-25.
4. Решение Облисполкома № 560 от 31.12.1947 г. // Материалы Государственного архива Калининградской области 297.1.23.
5. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 25.07.1947 г. // Материалы Государственного архива Калининградской области 297.1.102а.
6. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 17.11.1947 г. // Материалы Государственного архива Калининградской области 297.1.102а.
7. Цветкова Е.В. К вопросу о структурно-словообразовательной характеристике топонимов // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. – 2012. – Т. 18. — № 4. – С. 106-109.[schema type=»book» name=»РЕГИОНАЛЬНЫЕ ТОПОНИМИЧЕСКИЕ ПЕРЕИМЕНОВАНИЯ В СТРУКТУРНОМ АСПЕКТЕ (НА МАТЕРИАЛЕ » author=»Петешова Ольга Викторовна» publisher=»БАСАРАНОВИЧ ЕКАТЕРИНА» pubdate=»2017-05-17″ edition=»ЕВРАЗИЙСКИЙ СОЮЗ УЧЕНЫХ_ 28.02.2015_02(11)» ebook=»yes» ]