Эвристический потенциал античной риторики оказался чрезвычайно востребованным многими современными гуманитарными науками для решения целого круга задач и способствовал формированию нового перспективного направления междисциплинарных исследований языка. Очевидно, что категории такой древней науки как риторика, которая по возрасту является более зрелой, чем церковь, римское право, латинская литература, должны рассматриваться с учетом достижений современной науки, в частности, философии, логики, филологии, психологии. Знания, основы которых были заложены ещё в античности, требуют новой интерпретации, а категории риторического знания – переосмысления.
Новая риторика, используя достижения семиотики, совершила переворот в западной философии, провозгласив вслед за Л. Витгенштейном тождество человеческого существования и человеческой языковой способности. Для лингвистов, занимающихся исследованиями функционирования естественного языка, это означало появление новой риторико – герменевтической парадигмы, которая открывала заманчивые перспективы для изучения динамики текстовой деятельности. Таким образом, усилиями ряда ученых Х. Перельмана, М.М. Бахтина. М. Фуко, Ричардса, М. Пишё, Т.А. Ван Дейка и др. античная риторика превратилась в современную науку о природе человеческого общения, принципах эффективной речевой коммуникации, эвристический потенциал которой позволил её использовать в дискурсивном анализе различных текстов.
Рассмотрим возможность использования эвристического потенциала риторической теории для выявления глубинных механизмов коммуникативного поведения людей.
Человеческая коммуникация предполагает социокультурное взаимодействие не менее двух субъектов, двух сознаний, со-бытиé которых наполняет содержанием «коммуникативное событие». Материальной проявленностью коммуникации является текст как полный знак (в модели семиозиса Ч. Пирса), что соответствует прагматической перспективе языка как методологической основе исследования текста [3]. Аналогично традиционной для лингвистики дихотомии формального (структуралистского) и функционального подходов, дихотомии В. Фон Гумбольдта ergon/energia, соссюрианской langue/parole, в исследовании текстов такая дихотомия представлена как текст/дискурс. Оба члена оппозиции обозначают одно и то же, рассматриваемое с разных позиций, формально – структурной и функциональной.
Рассуждая о тексте как о коммуникативном событии, мы фактически обращаемся к классической риторической модели коммуникации, включающей говорящего (автора), слушающего (читателя) и того, о ком или о чем идет речь. [2, c.24]. Интенции участников коммуникативного события выражаются в коммуникативных стратегиях, которые организуют коммуникативное событие через комплекс речевых действий.
О многообразии коммуникативных стратегий рассуждал М.М. Бахтин в своей классической работе «Проблема речевых жанров». И хотя сам термин «стратегия» Бахтиным не употребляется, речь, несомненно, идет о стратегическом характере общения: «Когда мы строим свою речь, нам всегда предносится целое нашего высказывания: и в форме определенной жанровой схемы и в форме индивидуального речевого замысла. Мы не нанизываем слова, не идем от слова к слову, а как бы заполняем нужными словами целое…» [4, c.266].
Перефразируя риторический треугольник Аристотеля, Бахтин определял жанр «предметом, целью и ситуацией высказывания». При этом «цель» высказывания соответствует фигуре говорящего (автора), ситуация высказывания – фигуре слушающего (читателя). «Кто говорит и кому говорят. Всем этим определяется жанр, тон и стиль высказывания, слово вождя, слово судьи, слово учителя, слово отца и т. п. Этим определяется форма авторства. Одно и то же реальное лицо может выступать в разных авторских формах» [4, c.358]. При этом «активная позиция говорящего» диагностируется по конечному продукту речевой деятельности – тексту/дискурсу, который формируется под влиянием грамматических правил и типических схем построения целого. Все это позволяет адресату занять ответную позицию, правильно угадав стратегию общения, с самого начала обладать «ощущением речевого целого, которое затем только дифференцируется в процессе речи» [4, c.258].
Таким образом, основываясь на положениях теории М.М. Бахтина понятие коммуникативной стратегии можно интерпретировать как механизм порождения текста, обладающего свойствами самоорганизации. Нам близко именно такое понимание текста, текста как синергетической, то есть самоорганизующейся саморазвивающейся системы, реализующейся в мыследеятельности участников общения [5, c.281-298], как правило, неосознанной и рутинной.
В модели семиозиса Ч. Пирса текст является полным знаком, предназначение которого – обозначать движение мысли. Высшим семиотическим инструментом при этом выступает прагматика, проявляющаяся в сценариях порождения и понимания текстов и существующая в виде стратегий, конвенций, планов и т.д. (процедурные знания и метазнания) в индивидуальных когнитивных системах субъектов общения.
Интересно, что понимание механизма коммуникативного процесса в его прагматических аспектах было выработано ещё в античной риторической теории. Пять разделов античной риторики точно соответствовали этапам трансформации мысли в слово:
— инвенция (invention): изобретение мыслей; давало практический ответ на вопрос «что сказать?» с учетом предполагаемой аудитории и желаемого результата [1];
— диспозиция (dispositio): развертывание, расположение «изобретенного»; оформление найденного материала на фразовом или надфразовом уровнях; давало ответ на вопрос «где сказать?»;
— элокуция (elocitio): лексическое и синтаксическое оформление высказывания, «оязыковление»; варианты ответов на вопрос «как сказать»;
— акцио (action) – отработка невербальных компонентов коммуникации; дополнительные рекомендации того, «как сказать?»;
— мемория (memoria) – разработанные мнемотехники для запоминания материала.
Постепенно вместе с деградацией риторики в стилистку алгоритм порождения текста сократился до одного этапа – элокуции («оязыковления»), полностью выпал из сферы внимания культуры важнейший этап порождения текста – инвенция (изобретение) – в психолингвистике этот этап называется «замысел». Для исследования особый интерес представляет вопрос, откуда исходит импульс к порождению текста, какие внешние условия и состояние человека приводят его в состояние «изобретения». Этому вопросу много внимания уделял М.М.Бахтин, разрабатывая философию поступка. М.М.Бахтин утверждает, что изобретение происходит не от возможности выбора, а от невозможности невыбора, при этом подчеркивая ответственность, индивидуальность, неповторимость, предшествующую проинтонированность поступка. Поступок по Бахтину – сложная, ответственная работа с эмоционально – волевой предзаданностью (сюжета ещё нет) в конкретной личностной жизненной ситуации.
В порождении текста огромную роль играет многомерное и многоплановое взаимодействие текстовых субъектов, но первый реальный шаг в алгоритме порождения текста (этап inventio) совершается автором, он же определяет энергетику текста [3].
Центральной универсальной категорией этапа inventio является категория топосов, или общих мест. Содержание данной категории, её возможности для порождения текста остаются не до конца изученными на современном этапе развития риторики, несмотря на то, что категория топоса являлась важнейшим элементом античной риторической модели, была тщательно описана Аристотелем, однако так и не получила конкретного определения в теории античного мыслителя.
По существу, топос представляет собой структурно – смысловую модель порождения высказывания, что обусловило ее практическое использование в методике обучения риторике. На различных этапах развития общества и риторики постоянно возникал вопрос о механическом нетворческом использовании топосов при обучении умению поэтапного порождения текста. Однако, такой рациональный, на первый взгляд, подход к речевой деятельности в реальности не только не препятствует творчеству автора, напротив, оказывается залогом его успешности. Именно сочетание умения применять топосы для порождения высказывания и собственного индивидуального стиля обеспечивает развертывание замысла и связность речи говорящего.
Данное положение диктует необходимость создания методики обучения использованию данной категории в лингводидактике с целью развития речемыслительной деятельности обучающихся. В настоящее время проблема формирования умения создавать тексты в соответствии с определенным коммуникативным замыслом, а также с учетом параметров того или иного жанра, чрезвычайно актуальна.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
- Авеличев А.К. Возвращение риторики (Предисловие) // Дюбуа Ф., Эделин Ж. и др. Общая риторика. – М.: Прогресс, 1986. – 392 с. С. 5-26
- Аристотель. Риторика // Античные риторики/ Под ред. А.А. Тахо-Годи. – М.: изд. Московского университета, 1978. С.24
- Баранов А.Г. Прагматика как методологическая перспектива языка. – Краснодар: Просвещение-Юг, 2008. – 188 с.
- Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. – М.: Искусство, 1979. 423 с. С.266
- Щедровицкий Г.П. Схема мыследеятельности — системно-структурное строение, смысл и содержание // Щедровицкий Г.П. Избранные труды. — М.: Шк.Культ.Полит., 1995. — 800 с. С. 281-298[schema type=»book» name=»АНТИЧНЫЕ РИТОРИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ В СОВРЕМЕННОЙ ЛИНГВОДИДАКТИКЕ» description=»В статье анализируется возможность использования эвристического потенциала риторической теории в исследовании процессов порождения текста и в прикладном аспекте, в частности, в лингводидактике. Текст рассматривается как полный семиотический знак и основная единица дидактического процесса, направленного на развитие речемыслительной деятельности обучающихся.» author=»Анисимова Анна Тихоновна» publisher=»Басаранович Екатерина» pubdate=»2016-12-17″ edition=»euroasia-science_6(27)_23.06.2016″ ebook=»yes» ]